В шоке. Мое путешествие от врача к умирающему пациенту. Рана Авдиш

в родильное отделение прочь от центра травматологии, куда я изначально намеревалась попасть. Он пояснил, что таковы правила. «Всех, начиная от шестого месяца, принимают в родильном». Я понимала, что нет смысла спорить.

      В нашей больнице любили и ценили правила. Они были залогом безопасности наших пациентов. Чтобы оказывать превосходную медицинскую помощь, нужна стандартизация. И тем не менее годы моей медицинской подготовки, осознание мной необходимости быть осмотренной хирургом с последующим срочным хирургическим вмешательством – все это меркло в свете больничных правил.

      Больничный охранник за какие-то пять секунд решил за меня, кто я такая и что мне нужно. Я посмотрела на своего мужа, и мое выражение лица говорило: «Просто чтобы ты имел в виду – это решение может меня в итоге убить».

      По прибытии в родильное отделение мне пришлось ненадолго встать, чтобы надеть больничную рубашку, и я тут же поняла, как много успело поменяться. У меня резко сузилось поле зрения – я видела только то, что было прямо у меня перед глазами. Мой мозг казался каким-то опухшим, словно кутил всю ночь напролет без меня. Нездоровое любопытство помогло мне ненадолго сосредоточиться, и я поняла, что испытываю самый настоящий шок. Я понимала, что мое несвежее состояние, словно я была после попойки, свидетельствовало о том, что мозг получает недостаточно крови. Когда я лежала, кровеносным сосудам моего организма удавалось направлять туда достаточно крови, отводя ее от других участков тела, однако стоило мне встать, и они были уже не в силах преодолеть гравитацию. То небольшое количество крови, что оставалось у меня в сосудах, стекало к ногам, лишая мозг необходимой ему подпитки.

      Чья-то рука просунула в мое поле зрения пластиковый контейнер с оранжевой крышкой. Не могла бы я предоставить им мочу на анализ? Я вообразила себе те усилия, которые мне придется предпринять, чтобы выполнить их просьбу. Я отрицательно покачала головой. Потом бесцеремонно повернулась к медсестрам, которые были зациклены на том, чтобы проверить, в каком состоянии ребенок.

      «Ребенок… в порядке, – промычала я с перехваченным от боли дыханием, будучи в состоянии выдавать лишь обрывки фраз, – но что-то… не так… со мной. Пожалуйста… позвоните в хирургию». В ответ они принялись прослушивать сердцебиение плода и попытались повязать вокруг моего распухшего, болезненного живота ремень с фетальным монитором. Любое дополнительное давление было невыносимым, и я попыталась стянуть с себя этот сжимающий ремень. Каждый раз, когда они это видели, меня встречали их строгие неодобрительные взгляды. «Да оставь! Что с тобой не так?» – недовольно цокнула языком одна из медсестер. Мне поставили в мочевой пузырь катетер – наказание за то, что я не смогла предоставить образец мочи «по-хорошему». В вену, которая никак не поддавалась, поставили капельницу.

      Когда им удалось услышать сердцебиение плода, последовали весьма недальновидные улыбки. Я слышала, как