Поэма новогодняя моя. Максим Жуков

те времена известные поэты

      могли собрать народу стадион,

      где масса, обалдев, завороженно

      внимала их неистовым словам.

      Творивший что-то в тишине и втайне,

      я выйти – как поэты те – хотел

      к народу и излить ему со сцены

      восторг души и слезы вдохновенья,

      прославиться, в умах укорениться —

      И кукиш всем в кармане показать.

      В начале девяностых интерес

      к поэзии стал непрерывно падать,

      и те, кто собирали стадионы,

      концертным ограничивались залом —

      и то, на тот момент, полупустым.

      В кармане кукиш стал неактуальным;

      лет через пять все перешли бесславно

      в кафе, библиотеки, кабаки.

      восторг души и слезы вдохновенья

      уже со сцены стало не излить.

      Как ни крути, народная любовь

      для пишущих людей необходима,

      хотя, конечно, можно без нее,

      но пропадает изначальный стимул…

      Он у меня в ту пору и пропал.

      К чему? Зачем? Кому все это нужно?! —

      Я сам себя разгневанно спросил

      и, не найдя достойного ответа,

      писать забросил.

      Раз и навсегда.

      Но вот через двенадцать долгих лет,

      увидев ненароком в Интернете

      свои изрядной давности стихи,

      я ощутил прилив ТАКИХ ЭМОЦИЙ,

      ТАКИЕ ЧУВСТВА мигом пережил,

      что догадался сам себя отгуглить,

      и через Яндекс с Рамблером пробить.

      В одной непрезентабельной статье

      меня упомянул известный критик.

      Он написал, что я давно исчез

      (цитирую неточно): «С горизонта

      литературной, пишущей Москвы»;

      где я сейчас, ему-де неизвестно…

      «исчез и всё»… и больше ни строки;

      я знал его… мы вместе с ним когда-то

      пытались самиздатовский журнал,

      на «Эрике» подпольно распечатав,

      наперекор властям распространять;

      у нас в те годы ничего не вышло,

      а почему – не помню, хоть убей.

      …Мой взор непроизвольно увлажнился,

      и по щеке непрошено слеза,

      мне кожу обжигая, пробежала, —

      подумал я: «О, это слишком верно!

      он этим как ремнем меня огрел».

      Я вбил еще разок в поисковик

      фамилию свою, а также имя

      и пару старых стихотворных строк…

      Но больше не нашел упоминаний

      ни обо мне, ни о моих стихах.

      3

      Не это ли принудило вернуться

      меня к моим трудам литературным?!

      и, возбудив тщеславные мечты,

      заставило припасть к клавиатуре

      и после столь большого перерыва

      в себе любовь к писанью воскресить?

      Не ведаю.

      Должно быть, как ни мучай

      себя, как об колено ни ломай,

      как ни гноби, как лени ни потворствуй,

      ты все равно поймешь когда-нибудь:

      в писательстве твое предназначенье,

      твоя в нем жизнь,