Дорогая, сядем рядом…. Сергей Есенин

дыме

      Той звездой поджечь леса

      И погинуть вместе с ними,

      Как зарница в небеса.

1913–1914?

      «Заглушила засуха засевки…»

      Заглушила засуха засевки,

      Сохнет рожь, и не всходят овсы.

      На молебен с хоругвями девки

      Потащились в комлях полосы.

      Собрались прихожане у чаши,

      Лихоманную грусть затая.

      Загузынил дьячишко ледащий:

      «Спаси, господи, люди твоя».

      Открывались небесные двери,

      Дьякон бавкнул из кряжистых сил:

      «Еще молимся, братья, о вере,

      Чтобы бог нам поля оросил».

      Заливались веселые птахи,

      Крапал брызгами поп из горстей,

      Стрекотуньи-сороки, как свахи,

      Накликали дождливых гостей.

      Зыбко пенились зори за рощей,

      Как холстины ползли облака,

      И туманно по быльнице тощей

      Меж кустов ворковала река.

      Скинув шапки, молясь и вздыхая,

      Говорили промеж мужики:

      «Колосилась-то ярь неплохая,

      Да сгубили сухие деньки».

      На коне – черной тучице в санках —

      Билось пламя-шлея… синь и дрожь.

      И кричали парнишки в еланках:

      «Дождик, дождик, полей нашу рожь!»

1914

      «Я снова здесь, в семье родной…»

      Я снова здесь, в семье родной,

      Мой край, задумчивый и нежный!

      Кудрявый сумрак за горой

      Рукою машет белоснежной.

      Седины пасмурного дня

      Плывут всклокоченные мимо,

      И грусть вечерняя меня

      Волнует непреодолимо.

      Над куполом церковных глав

      Тень от зари упала ниже.

      О други игрищ и забав,

      Уж я вас больше не увижу!

      В забвенье канули года,

      Вослед и вы ушли куда-то.

      И лишь по-прежнему вода

      Шумит за мельницей крылатой.

      И часто я в вечерней мгле,

      Под звон надломленной осоки,

      Молюсь дымящейся земле

      О невозвратных и далеких.

1916

      «Не бродить, не мять в кустах багряных…»

      Не бродить, не мять в кустах багряных

      Лебеды и не искать следа.

      Со снопом волос твоих овсяных

      Отоснилась ты мне навсегда.

      С алым соком ягоды на коже,

      Нежная, красивая, была

      На закат ты розовый похожа

      И, как снег, лучиста и светла.

      Зерна глаз твоих осыпались, завяли,

      Имя тонкое растаяло, как звук,

      Но остался в складках смятой шали

      Запах меда от невинных рук.

      В тихий час, когда заря на крыше,

      Как котенок, моет лапкой рот,

      Говор кроткий о тебе я слышу

      Водяных поющих с ветром сот.

      Пусть порой мне шепчет синий вечер,

      Что была ты песня и мечта,

      Все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи —

      К светлой тайне приложил уста.

      Не бродить, не мять в кустах багряных

      Лебеды и не искать следа.

      Со снопом