Фаина Раневская. Любовь одинокой насмешницы. Андрей Шляхов

отказал Раневской, сказав: «Вы со своим лицом запоминаетесь».

      Первым своим учителем Раневская считала Художественный театр, где она по несколько раз смотрела все спектакли, шедшие в тот сезон. Особенно запомнился ей Константин Сергеевич Станиславский в роли генерала Крутицкого из «На всякого мудреца довольно простоты». Когда же Фаина впервые попала в Художественный театр на «Вишневый сад» (оцените только актерский состав: Станиславский играл Гаева, Николай Осипович Массалитинов – Лопахина, Ольга Книппер-Чехова выступала в роли Раневской!), то от восторга и благоговения впала в прострацию и очнулась лишь тогда, когда к ней обратился капельдинер.

      Однажды Раневская шла по Леонтьевскому переулку и увидела пролетку, в которой сидел Станиславский. От неожиданности она растерялась, а потом побежала за ним, крича: «Мальчик мой дорогой!» Станиславский смотрел на экзальтированную девицу добрыми глазами и смеялся.

      «Мальчик мой дорогой!» Эту случайную встречу Фаина Георгиевна пронесет в сердце через всю свою жизнь… Она боготворила Станиславского, преклонялась перед ним, обожала его.

      Не стоит считать этот период в жизни Раневской совершенно уж безоблачным. Таких периодов в ее жизни не было вовсе. Фаина с трудом сводила концы с концами, тем более что рачительностью и умением экономить она никогда не отличалась, но мелкие житейские проблемы не могли затмить всего остального. Екатерина Гельцер вдохнула в Фаину новые силы, возродила угасшую было надежду на сценическое будущее и принялась за поиски места для своей новой подруги. «Гельцер показала мне всю Москву тех лет. Это были «Мои университеты», – вспоминала Раневская.

      Фаина была счастлива, ведь почти добилась своего: она вот-вот станет актрисой, она будет играть на столичной сцене (и пусть вначале ее роли будут незначительны и зачастую вообще без слов, но это только вначале), у нее появились новые знакомые, и какие! Один Владимир Маяковский, с которым она познакомилась в доме Екатерины Васильевны, стоил тысячекратно больше всего таганрогского «высшего света» с высокомерными провинциальными толстосумами и их чванными женами.

      Вот каким его описала Ахматова в своем стихотворении «Маяковский в 1913 году»:

      Я тебя в твоей не знала славе,

      Помню только бурный твой рассвет,

      Но, быть может, я сегодня вправе

      Вспомнить день тех отдаленных лет.

      Как в стихах твоих крепчали звуки,

      Новые роились голоса…

      Не ленились молодые руки,

      Грозные ты возводил леса.

      Все, чего касался ты, казалось

      Не таким, как было до тех пор,

      То, что разрушал ты, – разрушалось,

      В каждом слове бился приговор.

      Одинок и часто недоволен,

      С нетерпеньем торопил судьбу,

      Знал, что скоро выйдешь весел, волен

      На свою великую борьбу.

      И уже отзывный гул прилива

      Слышался, когда ты нам читал,

      Дождь