Весна народов. Русские и украинцы между Булгаковым и Петлюрой. Сергей Беляков

заводы и фабрики по всей России. Это в наши дни нефть стала «кровью экономики» – в начале XX века ее место занимал уголь. Металлургические заводы Донбасса и Криворожья далеко опережали устаревшие уральские заводы. Российские, немецкие, английские капиталисты вкладывали огромные средства в строительство новых предприятий.

      На месте казенного Луганского завода вырос большой промышленный (16 заводов и фабрик) город Луганск. На месте села Александровки британский бизнесмен Джон Юз (Хьюз) построил металлургический комбинат, давший начало большому промышленному центру – Юзовке (современный Донецк).

      Харьков был крупным центром промышленности и торговли[148]. Процветающая Одесса стала важнейшим торговым портом России, одним из крупнейших городов империи, уступая только Петербургу, Москве и Варшаве. Богатые земли Полтавщины и Новороссии давали столько зерна, что Россия не раз сбивала на мировом рынке цены на пшеницу, то увеличивая, то уменьшая экспорт зерна. А этот экспорт шел как раз через Одессу. Ее золотой век будет продолжаться вплоть до самой революции. Киев вернул свою былую славу прекрасного, богатого и культурного города. Промышленный Екатеринослав опережал Киев и даже Одессу: «…электрические звонки, телефоны, электрическое освещение в домах и на улице, даже электрический трамвай, нарядные открытые вагончики которого бегали вверх и вниз по главному бульвару города, рассыпая синие электрические искры и наполняя всё вокруг звоном и виолончельными звуками проводов»[149]. Валентин Катаев сравнивал этот город с Клондайком, «где можно было загребать золото лопатами»[150].

      Словом, украинские земли не были ни бедными, ни отсталыми, ни ущемленными.

      Хотя были в этом «украинском мире» и свои «депрессивные» регионы.

      Деревня на пригорке —

      В заплатанной сорочке:

      Избушки как опорки,

      Овины – моха кочки.

      Поломанные крылья,

      Костлявые скелеты —

      То ветряки. И пылью

      Грустит над ними Лето[151].

      Так Владимир Нарбут писал о сравнительно благополучной Черниговщине. Еще беднее жила Волынь, особенно ее северные уезды, украинское Полесье. Крестьяне страдали от малоземелья: земля, как и в старину, была у ненавистных помещиков-поляков. В этой богатой лесом стране строили не традиционные хаты, а почти настоящие избы: пятистенный сруб покрывали соломенной крышей. Но до конца XIX века здесь еще хватало закопченных курных изб, топившихся по-черному. В селе Колодяжном нищета была такой, что не хватало даже деревянных мисок: «Ели из “долбанок” – небольших углублений, наподобие лунок, в горбыле, специально вставленном вместо доски в стол. После еды эти лунки вытирали тряпкой, иногда мочалкой»[152].

      Не удивительно, что Волынь дала очень много переселенцев. Одни эмигрировали в далекую Канаду и вместе с украинцами-галичанами, мигрантами из австрийской Галиции, положили начало самой богатой и влиятельной из украинских

148

Другое дело, что слишком быстрое развитие промышленности требовало много рабочих. Подсобных рабочих на Украине было в достатке, а вот квалифицированных не хватало. Их проще и дешевле было привезти прямо из Великороссии. Городское население теперь росло за счет русского пролетариата. Украинские селяне, попадая в город, оказывались в русском окружении. Уже во втором поколении они мало чем отличались от русских.

149

Катаев В.П. Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона. С. 378.

150

Там же.

151

Нарбут В. Русь.

152

Костенко А. Леся Украинка. С. 56.