Иная. Песня Хаоса. Мария Токарева

ьших деревянных ведра студеной воды. За ровной походкой следить не приходилось, больше заботил силуэт, что мелькнул у кромки леса и испугал возле проруби.

      Показалось, словно кто-то смотрит из чащи, тихонько хрустя заиндевевшими ветками. Зимой темнело рано, и в сгущавшихся сумерках отчетливо блеснули два рыжих огонька. Нечто колыхалось невнятным обликом и вскоре метнулось прочь, задевая смерзшийся валежник. Оно не напоминало ни одного знакомого зверя, и почудилось, словно от смутной тени исходит неясное безмолвное пение. Захотелось поскорее вернуться в деревню под защиту частокола, услышать голоса людей. А то рассказывали в страшных легендах, что порой ночами рыщут по лесу создания из других мест, из-за Барьера.

      – Котя, поторапливайся! Где тебя Хаос носит? – уже доносился от ворот голос матери.

      Ласковых слов за свои семнадцать лет дочь почти не слышала, особенно от отчима и двух его старших жен. Мать-то он взял из жалости, опозоренную, с пятилетней дочкой. Котя поспешила с коромыслом, вскоре забывая о наваждении, лишь растирая намятые плечи и встряхивая длинной темной косой.

      – Котя, помоги в избе старшей жене. Ну? Бегом-бегом! Ты ее знаешь, – поторопила мать, едва дочь сняла в сенях теплый платок.

      – Да, матушка, – отвечала она, не вкладывая в голос никаких эмоций. Из отрывистых приказов и состоял ее день. А ведь когда-то все было иначе… Уже очень-очень давно.

      Юлкотена – так назвал ее отец, ее настоящий отец, богатый торговый гость, который восемнадцать лет назад прибыл в их деревню из далеких стран на чудесном большом корабле с косыми парусами.

      Гордый, самоуверенный и умный, он очаровал одну молодую девушку и даже взял ее в жены, скрепив союз под священным дубом в присутствии друида. Мать рассказывала, что какое-то время они были по-настоящему счастливы с мужем. Гость обещал осыпать ее сапфирами, обрядить в лучшие меха, украсить платья бирюзой под цвет глаз. Он рассказывал о дальних странах, где водились гигантские осьминоги, поведал и о закатном крае – границе Хаоса. Попутно он продавал селянам свой диковинный товар, сопровождая каждую вещицу увлекательной историей.

      В их местах деревни, окруженные частоколом, не отличались богатством, поэтому жители все больше смотрели, слушали и дивились. Но гость и не за тем прибыл: его сопровождали две дюжины лучших охотников. Вместе они ходили на пушного зверя, иногда к ним присоединялись и доверчивые местные. Всем казалось, что так об их деревне узнает весь мир, придут и другие купцы, а там из забытого поселения и город вырастет. Как же все ошибались…

      «Никогда никому не поверю!» – с тех пор твердила себе Котя. Она смутно помнила, как отец укрывал ее высушенными шкурами, говоря, что ей пойдет добрая шубка, обтянутая сверху голубым шелком. Она смеялась, а он называл маленькую непоседу Юлой. Но потом это имя пришлось навсегда забыть.

      Пушной промысел пошел на убыль, потому что охотники слишком жадно разоряли леса с поздней осени до ранней весны. Да еще летом случилась засуха, вспыхивали пожары, и животные уходили в другие места или же задыхались в дыму. Промысел совсем оскудел. Тогда торговый гость из доброго отца превратился в раздражительного тирана. К тому же бедная мать сильно захворала. После этого отец обвинил ее в том, что она больше не сможет родить ему детей, особенно – сына. Мать сначала плакала, но потом гневно кричала, разбивая глиняные крынки. Котя тогда пряталась под лавку или забивалась в угол на теплой печи.

      Тот год запомнился ей страшными воплями и руганью. А потом отец однажды выхватил кривой заморский нож и замахнулся на маму. Котя истошно завизжала, и в избу ворвались мужики-селяне с вилами и копьями.

      – Убийца! Уходи из нашей деревни, – негодовали они, потрясая нехитрым оружием.

      – Она же твоя жена! – восклицала старуха, жена старейшины.

      Тогда отец резко выпрямился, небрежно скривившись:

      – Да что мне ваши традиции? Я у себя на родине пятерых в жены возьму.

      – Ну, так и увези ее! Увези с собой. Не может она родить тебе сына? У нас тоже так бывает, вторую жену берут, но первую не выгоняют, – сетовала старуха, пытаясь примирить распадающуюся семью.

      – Нужна больно! Она мне надоела, слишком строптива.

      Так он и ушел, торопливо поднялся на свой корабль, доверху груженый пушниной, и унесся вниз по быстрой реке вместе со своими молодцами, едва сошел лед. Из опустевшего и словно осиротевшего дома он забрал все ценные вещи, которые посчитал исключительно своими.

      От него Коте остались только смоляно-черные волосы, а вместо обещанных сапфиров и бирюзы на ее лице светились ярко-синие глаза, как и у матери. В остальном приходилось довольствоваться малым: простая тусклая одежда, вышитая домотканая рубаха и сарафан. Обычно она донашивала старые вещи жен отчима. В новом доме их с матерью воспринимали кем-то вроде прислуги.

      – Привадила его, синеглазая змеюка, а он вон все наши леса разорил, – часто понукала старшая жена, огромная круглолицая баба, родившая отчиму семерых сыновей, из которых выжили целых шестеро. Трое старших уже женились и построили рядом свои избы, младшие же наполняли дом вечным