Приключения Юн-Хо-Зана. Влас Дорошевич

ались придворные празднества, фейерверки, большие шествия с фонариками, музыка и танцы, или когда в гарем богдыхана привозили новых невольниц, – Юн-Хо-Зан отказывался от всех этих удовольствий:

      – Разве затем небо послало меня на землю, чтобы предаваться праздности и забавам?

      Это воздержание богдыхана ужасно беспокоило придворных мандаринов.

      – Не повредил бы он этим себе… да и нам! – говорили они, качая головами в знак тяжкого раздумья.

      Юн-Хо-Зан проводил все время в чтении тех писем и донесений, которые писали ему мандарины, управлявшие Китаем. А мандарины писали всегда одно и то же. Так что, распечатывая письмо, Юн-Хо-Зан заранее уже знал, что в нем написано.

      «Солнце освещает счастливейшую из стран!» – начиналось каждое письмо.

      Так что Юн-Хо-Зан даже возроптал:

      – Мне уже надоело это «освещающее солнце». Нельзя ли писать как-нибудь поразнообразнее?

      И мандаринам было запрещено во всей стране, под страхом наказания бамбуками по пяткам, употреблять выражение:

      «Солнце освещает». Все стали говорить:

      – Солнце светит на счастливейшую из стран. Но и это надоело Юн-Хо-Зану. От долгого чтения мандаринских писем он и во сне только видел, что эти слова.

      Ему снилось, что он бродит по своему дворцу, – и на всех стенах, потолках, полах было написано, выткано, выжжено: «Солнце светит на счастливейшую из стран». Это ему наскучило, и он выбежал из дворца. Он бежал долго, и когда оглянулся, то увидал, что на полях растут не травы и цветы, а письменные знаки, – и из этих знаков составляются слова:

      «Солнце светит на счастливейшую из стран». И река, которая протекала по долине и сверкала золотой чешуей, делала бесчисленные изгибы и этими изгибами выписывала на земле:

      «Солнце светит на счастливейшую из стран». – Солнце светит! Солнце светит! – свистали в кустах малиновки.

      А дятлы в лесу долбили деревья и доканчивали фразу:

      – На счастливейшую из стран!

      – Солнце светит! – прокуковала вдали кукушка.

      – На счастливейшую из стран! – ответило ей эхо. Ветерок пробежал, и листья зашептали смеясь:

      – Солнце светит на счастливейшую, на счастливейшую, на счастливейшую из стран.

      В ужасе богдыхан упал на колени и обратил взоры к небу. Но и на небе было написано то же: «Солнце светит» и т. д. А солнца-то на небе и не было.

      Обеспокоенный страшным сном, Юн-Хо-Зан призвал к себе сверстников, преданных друзей детства, которые, в числе 12, по китайскому обычаю, воспитываются вместе с будущим богдыханом и получают за него все наказания.

      – Правда ли это? Вот будто бы солнце светит и т. д. Я богдыхан, этикет запрещает мне выходить из дворца, а вы люди вольные, гуляете, где хотите, все видите, можете все знать. Именем неба и нашей дружбой заклинаю вас, скажите мне всю правду.

      Друзья переглянулись:

      – Правду?

      – Знаешь ли ты, сын неба, что такое бамбук? – спросил самый любимый из них.

      – Как не знать! – воскликнул Юн-Хо-Зан. – Я часто вижу бамбук в моем саду и люблю отдыхать под его тенью. Высокий, развесистый, тенистый кустарник!

      – Вот, вот! Тенистый. С тех пор, как на земле стал расти бамбук, правде очень трудно светить на землю. Потому что у всякого человека есть пятки. Отдыхай себе мирно в тени бамбука, сын неба, и не задавай простым людям таких вопросов.

      – Мы скажем тебе одно. Мандарины говорят тебе другое. Почем ты будешь знать, кто говорит правду? – добавил второй друг детства. – Чтоб узнать, на чьей стороне правда, надо видеть все своими глазами!

      – Отлично! – сказал Юн-Хо-Зан и приказал созвать всех своих придворных мандаринов.

      – Вы знаете, – обратился он к мандаринам, – как я занимаюсь делами правления. Мандарины поклонились.

      – Вчера в первый раз в жизни я зашел случайно в мой гарем, и жалость наполнила мою душу. Жалость и раскаяние. Мой гарем похож на прекрасный цветник, которого никогда не орошает благодетельная роса. Вянут и гибнут прекрасные цветы. Должен ли я так поступать? Не один ли раз мы живем на свете? Разве вернется молодость? А потому и решил я вознаградить себя за потерянное время и с сегодняшнего дня отдаться удовольствиям и забавам. С сегодняшнего дня отменяю я все донесения и все представления. Я удаляюсь в свой гарем и запрещаю меня тревожить государственными делами. Три года я пробуду там среди веселья и удовольствий. На три года прощайте!

      – Твое решение премудро и благодетельно! – воскликнул придворный философ. – Какой прекрасный пример подаешь ты всем китайцам: жить в веселье. Отныне веселье наполнит нашу страну!

      А придворный историк добавил:

      – Твой пра-пра-пра-прадед Цян-Лян-Дзыр тоже начал с того, что занимался делами государства, а кончил тем, что ушел в свой гарем. Поступая так, ты следуешь примеру предков.

      И по всей стране наступил настоящий праздник. Придворные мандарины отписали своим родственникам, мандаринам в провинции:

      «Богдыхан