Записки детского невролога. Игорь Воронов

этот Ва… Вал… Валя Захарченко?

      – Я сам и есть больной, все это со мной. У меня инсульт, мне нужна срочная транспортировка в стационар. – Мужчина, ну вы ващ-ще… Я так не могу работать. У меня тут машина… или как его, компьютер! Мне нужно туда жалобы занести, а про диагноз здесь не написано. Вот наши фельдшера приедут, тогда диагноз и выставят.

      – А, я понял, пишите…

      – Так бы сразу и сказали, а то синдром какой-то, я такого и не слышала. Ждите машину, бригада выезжает.

      Дверным звонком разрывает не только дверь, но и мою голову. Да иду я, иду, уже подползаю…

      На пороге два фельдшера – девушки субтильного вида. Обе в огромной, явно не по размеру униформе, а в руках еще более необъятные сумки оранжевого цвета. Остатки мачо в глубине души так и норовили сказать: «Давайте я вам помогу». Но вместо этого из груди вырвался вопль:

      – О-о-о… Только не это. Я же просил транспортировку! Пятый этаж, лифта нет.

      – Мужчина, что с вами?

      – Я врач, у меня… и мне нужна госпитализация, есть договоренность с больницей и доктором, меня ждут. Но сам я передвигаюсь с трудом, мне требуется помощь.

      Тут одна из фельдшеров поспешно открыла сумку, достала таблетку цитрамона и спросила: «Можно воды?»

      – Зачем мне цитрамон?

      – Это не вам, а мне. У меня голова разболелась. Сейчас запью таблетку, и поедем.

      Приехали. Каталка… Приемный покой.

      «Это врач!» – доносится как сопровождение, как шифр.

      Быстро и четко, без волокит и промедления. Может быть, слово «врач» действует как специальный пропуск?..

      Врач приемного покоя спросил о жалобах, не болен ли я диабетом, нет ли у меня аллергии на какие-то препараты. После чего ударил четыре раза молоточком (конечно, не раздевая). Приговор прозвучал быстро: «В реанимацию».

      Женщина неопределенного возраста с ярко пылающими щеками – как у ребенка, объевшегося мандаринов в новогоднюю ночь, и такими же красными потрескавшимися руками, покатила меня в санпропускник, который представлял собой обычную ванную комнату с рядом шкафчиков. Дверцы подписаны: «Укладка от педикулеза», «Мешки для трупов»… Сразу вспомнился Михаил Зощенко: «Выдача трупов в порядке живой очереди».

      Санитарка, принимая вещи в камеру хранения, стала подробно описывать цвет рубашки, ботинок и носков. Не обращая внимания на мобильные телефоны и деньги. Только когда зашла другая санитарка и шепнула первой магическое слово «врач», отношение к вещам, которые имеют более высокую ценность, чем пара поношенных носков, несколько изменилось. Было описано все, даже пятирублевая монета, затерявшаяся в складках пальто – возможно, еще с прошлого года.

      Очередное указание:

      – Мужчина, раздевайтесь, трусы можете оставить, накрывайтесь простыней.

      – А трусы вы мне оставили, потому что я врач?.. Это льгота такая?

      – Да. А что это вы простыней прикрылись, как в бане?

      – А как нужно?

      – Вот так.

      И меня накрыли сверху (так обычно в морге накрывают покойников).

      Коридор…