Аэропорт. КДП. Борис Конофальский

бя позицию, выкапывая в грунте себе место, чтобы прилечь, облокотиться можно было, а не стоять. И чтобы патроны и гранаты под рукой были. Володька поставил мины, он ставил их правее, чем Саблин, и дальше.

      – Нормально, Аким? – Спрашивал Карачевский, согласовывая место для мины.

      – Володь, метров пять правее, – отвечал ему Саблин.

      Карачевский отошёл левее и стал копать.

      Аким посмотрел пару секунд по сторонам, прикинул, откуда противник сможет пойти. Да, правильно мины поставили. Так нормально. Слева от них будет скала, там Аким поставил три мины. Там и один боец у стены может целое отделение остановить, китайцам придётся справа идти, забирая правее и правее, а там как раз будет их ждать пулемёт. Место для него самое оптимальное.

      – Наши, – говорил Карачевский, спускаясь к нему в траншею.

      Саблин в камеру обзора тыла видел, как по траншее быстро идёт к ним взводный. Он один, остальные казаки расходились по траншеям, искали себе места для боя, а в том, что он будет, никто не сомневался.

      – Ну, сейчас начнётся, – обещал Карачевский негромко.

      А взводный всё слышал через коммутатор, голос у него злой, злее и не бывал, кажется. Подходит поближе и начал:

      – Саблин, Карачевский, а ну, забрала открыли оба.

      Это чтобы лишние уши не слышали. Теперь через коммутатор их разговор не будет транслироваться на весь взвод. Казаки выполнили приказ, открыли забрала, и сам Михеенко открыл забрало и зарычал:

      – Это вы, что? Приказы не выполнять? А?

      Он замолк, ожидая ответа, но Карачевский сразу начал коситься на Саблина, отвечай, мол, ты, а тот молчал, нечего ему ответить. Да, не выполнил приказ, было такое.

      – Саблин, ну, отвечай! Как ты осмелился мой приказ игнорировать? Не слышал, что ли? Говори! – Продолжал прапорщик. – Я приказал вам отходить, слышал меня?

      Он заглядывать Акиму под забрало, глаза его видеть хочет.

      – Слышал, – нехотя ответил Аким.

      – И что?

      Тут Акиму ответить нечего.

      – Командира убили, так ты удила закусил? Решил один воевать, жизнями товарищей рисковать надумал?

      Саблин не знал, что значит «удила закусил», у стариков всяких приговорок было много, особенно у прапорщика-взводного, Аким догадывался, что это что-то про невыполнение приказов. Опять не ответил, а что тут сказать можно было?

      А Михеенко не успокаивался:

      – Отвечай, кто тебе право дал жизнями товарищей рисковать, а? Ты будешь похоронки потом писать? Ты будешь по хатам ходить, бабьи слёзы слушать? Выражать соболезнования?

      – Я никого не звал с собой, – нехотя говорит Аким, – я один хотел пойти.

      – Один? – Ещё больше злился Михеенко. – Ты что, не из нашей станицы, а? Ты что, не знаешь, что одного бы тебя товарищи никогда не отпустили бы? Никогда не бросили бы тебя оного во вражеском окопе? Чего врёшь мне? Один он пошёл бы! Не пошёл ты один, вон, Карачевского за собой повёл. Ослушник! – Он повернулся к Володьке. – А ты?

      – Что? – Спросил тот.

      – Почему не одёрнул его, не остановил почему?

      – Я?

      – Ты!

      – Так, я это… – Мямлил Карачевский.

      – Что ты «это»?! Что ты «это»?! – Зло повторял прапорщик.

      Карачевский молчал.

      Михеенко тряс пальцем то у носа Саблина, то у носа Володи и говорил:

      – Всё будет в рапорте, я такое замалчивать не буду, всё будет у ротного, не надейтесь, что ваше невыполнение приказа вам не отольётся, или думаете, что герои вы? Обещаю, оба попадёте под взыскание.

      Он не дал им времени на ответ, повернулся и пошёл.

      Володька сплюнул от расстройства и сказал:

      – Всё, не видать нам наград за взятый окоп и уничтоженный склад противника.

      Акиму было немного жаль товарища:

      – Да ладно, добудем.

      – Думаешь?

      – Конечно, воевать и воевать ещё, что-нибудь да подвернётся.

      Карачевский ничего не ответил, достал из-за спины лопату, стал готовить себе место для следующего боя.

      А у Саблина всё уже было готово, он сполз по стене окопа вниз, достал сигареты.

      Казаки быстро обживали вражеский окоп, метрах в пятидесяти от скалы пулемётчики выкапывали гнездо для своего агрегата.

      Пришёл снайпер Петя Чагылысов, сел рядом. Винтовку свою в коробе бережно положил на дно окопа. Снайпера с этими своими винтовками носятся как дурни с писаными торбами. Чагылысов всегда её в коробке держит. Ходит с ней как с большим, длинным чемоданом. Казаки над ним посмеиваются, но он всё равно из коробки винтовку лишний раз не достаёт. Петя человек был тактичный, посидел немного молча, сначала покурил и только потом спросил:

      – Что, ругался взводный?

      – Ругался, – ответил Саблин.

      Чагылысов помолчал понимающе и продолжил:

      – Взводный