Естественный отбор. Александр Звягинцев

шепотом сообщил он.

      – А-а, иностранцы! – отмахнулся Мирослав. – Эти рабы божьи помощь себе за доллары сами окажут. Болей на здоровье, отче, и не рви душу понапрасну.

      – Наши они – офицера, – опять покосившись на дверь, зашептал тот. – Пять лет воевали в Сербии за православное славянское дело. Говорит племяш: истинно, как дети малые, растерялись они… Говорит: как волки по сторонам зыркают, понять ничего не могут… Воевать-то подались, когда еще «Союз нерушимый» был, а вернулись-то вчерась токмо. А тут «незалежнисть», понимаешь, оскал звериного капитализма, чтоб он сказився, растуды его в качель!..

      – Да-а, – пьяно перекрестился отец Мирослав. – Есть отчего голове кругом пойти и завыть по-волчьи… Постой, постой, отче, – собрал он складки на лбу. – Вроде бы какие-то такие, из православной Сербии, в вещих снах моих намедни являлись…

      – Обижайся не обижайся, Мирослав, а вещие сны твои от лукавого! – рассердился отец Иов и три раза перекрестился заскорузлой крестьянской щепотью. – Он, чертяка, тобой туда-сюда, как помелом, крутит. Встану на ноги – молитву в храме над тобой сотворю, святой водой, привезенной из Иордана, окроплю. Дак, глядишь, изыдет из тебя окаянный.

      – В следующий приезд, – так и не вспомнив свой «вещий» сон, согласился отец Мирослав. – А пока в Москву заеду помолиться за душу мою заблудшую в храме Елоховском у отца Матвея.

      – В Москву-то Первопрестольную когда рассчитываешь укатить? – зыркнул на него отец Иов.

      – Сегодня, ночным скорым, ежели билетом разживусь.

      – Разживешься. По нонешним ценам купейные вагоны пустыми катаются.

      – Коли разживусь и в поезде встречу твоих войников, то в обиду их никому не дам. Можешь положиться на Мирослава, отче.

      – Об этом слезно и хотел попросить тебя, Мирослав, – обрадовался болезный отец Иов.

      – Чего просить, коли дело-то богоугодное? – покачнувшись на колченогом стуле, отмахнулся Мирослав. – Документы у них, надеюсь, имеются, отче?

      – То-то и оно: не документы, а туфта с одесского Привоза, – виновато потупился отец Иов. – Границу-то пересекут с туфтой, а что в России будут с ней делать – вопрос. Выправил бы я им что-нибудь понадежнее, да вот поди ж ты, скопытился…

      – Их в Москве встренут или как? – поинтересовался Мирослав.

      – Неведомо мне про это, – развел руками отец Иов, достал из потертого бумажника крохотную писульку. – Меня просили сопроводить их до самой Москвы, а с Киевского вокзала позвонить из автомата по указанному здесь телефону и сообщить их ближние планы в столице, ежели, конечно, они откроются мне.

      – Понятно, отче! – кивнул Мирослав и потянулся за бумажкой с номером телефона.

      Взглянув на нее, он моментально протрезвел, а в висках будто молоточки застучали.

      «Походин Николай Трофимович» – четким почерком красовалось на бумажке, а ниже был записан телефонный номер. Бесенятами заплясали перед глазами отца Мирослава эти три слова. Было время, когда судьба свела семинариста