Ностальжи. Сергей Владимирович Карпов

как живая, в груди поселилась.

      Я не был тут три года. Ничего не изменилось: тот же разбитый асфальт у самой входной двери, та же грязная лужа в нескольких шагах, те же машины, окна, воздух. То же пространство вокруг, с теми же людьми, деревьями и бродячими псами. Уже совсем вплотную подойдя и встав в нерешительности, не в состоянии сглотнуть, вперив взгляд в землю, понимаю – нет мыслей ни о детстве, ни о матери или друзьях, отце; нет тех чувств, что нахлынывают, поглощают все твое сознание, когда ты возвращаешься в родной дом, где прожил детство. Мысли лишь о ней – моей Алине. И сам дом, и все вокруг словно играло со мной, и с кем не играй ассоциация одна – она.

      Желание увидеться – наваждение, я хочу в ту комнату где ты… где я… Я открываю дверь в подъезд, но за ней соседка; с некоторой опаской обошла, однако взглянув на мое лицо, сразу же узнала:

      – Сережа, о боже, это ты! Давно тебя не видно было, – произнесла она и явно ждала ответа.

      Метнувши на нее свой холодный и в то же время лихорадочный взгляд, не вспомню как бросил несколько отрывистых фраз и кинулся в подъезд. Внутри духота и грязь, обшарпанные стены, и тот запах, я помню его, запах разлитого пива вперемешку с вонью грязной уличной псины, которые порою ютятся здесь. Одна из них на меня смотрела, хилая, с боязливыми глазами, она пыталась оценить того человека, что в два движенья обошел ее и решительно поднимался по лестнице на третий этаж.

      Ничего не ново здесь. Была и собака, но другая, был запах пивной и духота, была соседка… был и я. Все те же стены, перила, окна и ступени. Минул все это, открыл дверь в общий коридор и двинулся к двери своей комнаты. Меня обуяла дрожь, стоило лишь бросить взор на убогую, деревянную, бледно-алого цвета дверь. Алина любила алый, любил и я. Слегка опревшая рука касается двери, другая, вставив ключ в два движенья её отворяет.

      Вбежавши в комнату, я резко затворился и встав в дверном проёме ощутил, что теперь я один, в некогда родном пространстве, никто на меня не смотрит, никто не выскочит с вопросом или просьбой… один, теперь лишь я, мысли, ты.

      Все вокруг утопало в полумраке, свет доносился лишь в просвет меж двух плотных штор. В попадавших лучах солнца виднелась только что взметнувшаяся пыль, сквозь которую резко пройдя, тут же отодвигаю в стороны шторы и приоткрываю окно. Ко мне начало возвращаться соображение, приступ эмоционального возбуждения понемногу сходил на нет. Выветривая затхлость, я бросил в уже освещенную комнату взгляд. Все та маленькая комнатенка, заставленная как прежде. Левее от входа – холодильник, правее – маленький кухонный столик и два табурета, к окну прижат угловой диванчик, а напротив шведская стена.