Потерянное поколение. Дон Нигро

Африке и все остальное. Стол и несколько стульев. Диван. Кресло. Кровать. Другая простая мебель, если необходимо. Старая «Викторола» и несколько виниловых пластинок. Окно с карнизом, на котором может стоять человек, дверь. Время и пространство здесь очень подвижны. Париж в двадцатых годах прошлого столетия, Голливуд в начале сороковых, Айдахо в начале шестидесятых, взаимопроникают в другие времена и места. Никаких затемнений и смены декорации по ходу спектакля.

Действие первое

      1. Дождь поливает дорогу в яблоневом саду

      2. Охота на крупного зверя

      3. Беззаботные люди

      4. Французский авиатор

      5. Значение слова «поденщик»

      6. Килиманджаро

      7. Злобная пародия

Действие второе

      8. Кровь в воде

      9. То, что уничтожит тебя

      10. Поющая телеграмма

      11. Утопая в «Лебедином озере»

      12. Пожранная эвкалиптами

      13. «Спаси меня, вальс»

      14. «Ночь нежна»

      15. Кошки знают, как позаботиться о себе

      Действие первое

      Картина 1: Дождь поливает дорогу в яблоневом саду

      (Мы слышим поскрипывающую старую запись «Блюза Бил-стрит/Beale Street Blues» и звуки вечеринки, на которые накладывается рев льва, пение тропических птиц, паровозные гудки, стук колес, крики зрителей корриды, мелодия, которую выводит француз-аккордеонист. Свет падает на ЭРНЕСТА, который сидит на маленьким столом во французском кафе, а может, и в полевом лагере во время сафари, и пишет. Декорация – несколько пространственно-временных мест, которые накладываются и сливаются друг с дружкой. Любая часть сцены становится тем временем и местом, где находятся люди в конкретный момент действия. Картины плавно перетекают одна в другую без затемнений, пауз и смены декораций).

      ЭРНЕСТ. Дорогу в яблоневом саду поливает дождь. Дождь поливает дорогу в яблоневом саду. Накрыв яблоневый сад, дождь поливает дорогу. Господи! Для взрослого человека это чертовски глупый способ зарабатывать на жизнь.

      СКОТТ (появляется из глубины сцены, со стаканом в руке). Вдоль дороги дождь поливает яблоневый сад. Дорога в яблоневом саду вымокла под дождем. Дождь падает на дорогу, рассекающую яблоневый сад. Зеленый свет отражается от воды.

      ЭРНЕСТ. Скотт, я пытаюсь работать.

      СКОТТ. Послушай, Эрнест, я хочу извиниться за вчерашний вечер.

      ЭРНЕСТ. Какую часть вчерашнего вечера?

      СКОТТ. Вероятно, за большую. Вообще-то я вчерашний вечер помню не очень хорошо, но практически уверен, мне должно быть стыдно. Я знаю, что вел себя ужасно.

      ЭРНЕСТ. Ты всегда ведешь себя ужасно.

      СКОТТ. Только когда я пьян.

      ЭРНЕСТ. Ты всегда пьян.

      СКОТТ. Пишу я трезвым. Если только не напиваюсь до того, как начинаю, но не думаю, что такое случается часто. Впрочем, полной уверенности у меня нет, потому что вспомнить я обычно не могу, поскольку пьян. В любом случае, прости меня. Ты знаешь, я воспринимаю тебя, как свою творческую совесть.

      ЭРНЕСТ. Нет у тебя никакой творческой совести.

      СКОТТ. Вероятно, нет. Поэтому ты мне так нужен.

      ЭРНЕСТ. Не хочу я быть твоей творческой совестью. Сам будь своей чертовой совестью. Просто перестань хныкать и снимать перед всеми штаны.

      СКОТТ. Ты о том, как я обнажаю душу в своей прозе?

      ЭРНЕСТ. Нет, я о том, что вчера вечером ты снял штаны в ресторане.

      СКОТТ. Ладно, с этим все понятно, но ты согласен с тем, что писатель должен обнажать свою душу?

      ЭРНЕСТ. Не думаю я, что ты должен что-то обнажать, особенно зад.

      СКОТТ. Ты думаешь, не такой я и хороший писатель?

      ЭРНЕСТ. Послушай, не хочу я в это влезать.

      СКОТТ. Нет. Скажи мне. Я готов принять твой вердикт. Ты думаешь, таланта у меня нет?

      ЭРНЕСТ. Талант у тебя есть. Просто ты глуп.

      СКОТТ. Твое мнение так важно для меня, Эрнест. Я про талант. Не про глупость.

      ЭРНЕСТ. И ты слишком много говоришь. Особенно о писательстве. О том, что пишешь, вообще нельзя говорить. Теряешь то, о чем начинаешь говорить.

      СКОТТ. Поэтому я так много говорю. Стараюсь потерять все. Я похож на треснувшую глубокую тарелку. Суп капает и капает мне на штаны. Вот почему я продолжаю их снимать.

      ЭРНЕСТ. Тебе следует оставить меня в покое, чтобы я смог поработать.

      СКОТТ. И какой после этого из тебя друг, если ты говоришь такое в час беды?

      ЭРНЕСТ. Тот самый друг, которому нужно поработать.

      СКОТТ. Если хочешь работать – валяй, я тебя не останавливаю.

      ЭРНЕСТ. И как я, по-твоему, могу работать, если ты тараторишь без умолку.

      СКОТТ. Джеймс Джойс мог работать под разговоры людей.

      ЭРНЕСТ. Джеймсу Джойсу не приходилось вкладывать в слова какой-то смысл.