Поцелуй под смоковницей. Кейт Хьюит

вошел в нее до конца. Она сумела подавить крик боли, но та была короткой, и Мейси прислушивалась к новым ощущениям внутри своего тела. Так вот он какой, секс! Она всегда думала, что ей больше понравится прелюдия, но эти ощущения совершенно ошеломили ее.

      Антонио поднял голову и хмуро посмотрел на нее.

      – Мейси…

      – Все хорошо, – выдохнула она. – Не останавливайся.

      Ей почему-то вдруг стало очень важно, чтобы он не знал, что она девственница – была девственницей, что она решилась отдать свою невинность незнакомцу, которого больше никогда не увидит. Она подняла бедра, стараясь принять его как можно глубже, пытаясь приспособиться к его ритму. Она потеряла чувство времени, места и реальности, они двигались в едином ритме, с каждым толчком будто поднимаясь еще на одну ступеньку лестницы наслаждения, пока не добрались до самой вершины и не рухнули оттуда вниз, в блаженную бездну.

      Антонио на секунду прижался лбом ко лбу Мейси. Но только на секунду. А потом откинулся на диван, пытаясь вернуть себе самообладание, полностью сметенное этим странным приключением.

      Нет, секс на офисном диване с незнакомой женщиной вовсе не был ему внове. Новой была сама Мейси. С ней все было по-другому. И это его слегка раздражало. Он никогда бы не стал предлагать Мейси выпить, рассказывать ей о брате, не говоря уже про все остальное, если бы знал, что после этого будет чувствовать себя настолько уязвимым. Ему не следовало открывать прочно запертые двери в свое сердце, не следовало даже приотворять их. Но он это сделал и теперь не мог сдержать потоки скорби и печали, хлынувшие на него.

      Он перевернулся на бок, притянул Мейси к себе и уткнулся головой в теплый, мягкий изгиб ее шеи. Он все еще пытался сохранить хладнокровие, хотя и знал, что это тщетные попытки, – он утратил его в тот момент, когда проник в ее тело, когда она обвила его ногами, помогая ему войти еще глубже.

      Мейси обняла его, гладила по волосам и шептала какие-то нежные слова, будто он был ребенком, которого она баюкала.

      Антонио чувствовал себя настолько слабым, что ему даже было стыдно, но он не мог не отдаться этому сладкому, забытому ощущению. Он больше не мог сдерживаться. Просто не мог. И он ненавидел себя за это. Он вцепился в Мейси, словно утопающий за соломинку, и зарылся в нее, словно в подушку, как зарывался в детстве, спасаясь от ночных страхов. Ее шея была мокрой, не то от любовного пота, не то от его слез.

      – Ты очень любил его? – тихо спросила Мейси.

      – Да, – выдохнул Антонио в ее кожу. – Я любил его. И это я… – Он уже не мог остановиться, правда рвалась из него наружу после стольких лет молчания. – И это из-за меня он умер.

      Ее пальцы замерли в гуще его волос, и Антонио затаил дыхание. Ожидая приговора. Осуждения.

      – Это ты был за рулем той машины? – тихо спросила она.

      Антонио в ужасе отшатнулся от нее.

      – Нет! Не в этом дело…

      – Тогда это не твоя вина.

      У него перехватило дыхание. Если бы только это было так легко. Он принял бы от нее отпущение грехов и ушел отсюда