Счастливчики. Хулио Кортасар

не поняла концовки, но ее заразил смех Лопеса. Роберто, с большим трудом устроив дона Гало у окна, нес ему апельсиновый сок. Шофер уже отошел и у двери разговаривал с сиделкой. Кресло дона Гало мешало всем, загораживая дорогу, но, похоже, именно это дону Гало и нравилось. Лопес от души развлекался.

      – Быть того не может, – повторял он. – С таким здоровьем и при таком богатстве отправляться в плавание лишь потому, что задаром?

      – Не так уж задаром, – сказал Медрано, – лотерейный билет стоил ему десять песо, че.

      – В старости у деятельных мужчин случаются ребяческие капризы, – сказал доктор Рестелли. – Я сам – о деньгах говорить не будем – спрашиваю себя, а мне-то надо ли было…

      – А вот и с бандонеонами пришли, – сказал Лусио. – Неужели к нам?

VIII

      Кафе это для заковыристой публики, сразу видно, стулья, как для министров, а подавальщики морду воротят, если попросишь пол-литровую кружку, да чтобы пиво долили после того, как отстоится пена. В общем, не та обстановка, вот что плохо.

      Атилио Пресутти, более известный как Мохнатый, запустил пятерню в свои буйные кудри цвета спелой моркови и, с трудом продравшись сквозь них до затылка, вынул руку. Потом пригладил каштановые усы и поглядел на собственную веснушчатую физиономию в стенном зеркале с удовлетворением. Однако удовлетворение оказалось не полным, и он вынул из верхнего кармашка пиджака синюю расческу и принялся причесываться, свободной рукой старательно подбивая кудри, чтобы лучше обозначить чуб. Глядя на него, и двое его приятелей тоже стали приводить в порядок шевелюру.

      – Для заковыристых кафе, – повторил Мохнатый. – Кому это брызнуло устраивать проводы в таком месте.

      – Мороженое тут хорошее, – сказала Нелли, стряхивая перхоть с его лацкана. – Зачем ты надел синий костюм, Атилио? Только погляжу – и от жары умираю, клянусь.

      – В чемодане он изомнется, – сказал Мохнатый. – Я б скинул пиджак, да тут вроде как неудобно. Лучше б собрались в баре Ньято, по-свойски.

      – Замолчите, Атилио, – сказала мать Нелли. – Не говорите мне про проводы после того, что было в воскресенье. Ах боже мой, как вспомню, так сразу…

      – Подумаешь, какое дело, донья Пепа, – сказал Мохнатый.

      Сеньора Пресутти строго посмотрела на сына.

      – Что значит – какое дело, – сказала она. – Ах, донья Пепа, эти дети… Выходит, тебе все нипочем? А отец твой отчего же в постели с вывихнутой лопаткой и разбитой ногой?

      – А что такого? – сказал Мохнатый. – Да старик наш покрепче паровоза.

      – Что случилось-то? – спросил один из приятелей.

      – А ты разве не был в воскресенье?

      – А ты не помнишь, что я не был? Я ж к бою готовился. А когда готовишься – праздники по боку. Вспомни, я тебя предупредил.

      – Теперь вспоминаю, – сказал Мохнатый. – Ты такое пропустил, Русито.

      – Несчастный случай приключился, да?

      – Еще какой, – сказал Мохнатый. –