Нить Ариадны. Евгений Кострица

      Уголки моего рта предательски дрогнули. Совсем чуть-чуть. Но и этого хватило.

      – Ты! Чего лыбишься? Умом стремителен? Подбородок поднять! Равняйсь! Смирно! – Битик встал так близко, что мы едва не касались носами.

      Его голос звенел от ярости. Сержант явно упивался властью. В свои тридцать восемь он мог себе это позволить. У него впереди целая вечность. У меня ее нет. Я умру через три месяца, как и все в этом возрасте. Проклятие Минотавра – с этим ничего не поделать.

      – Выше, сказал! И спину выпрями! Что как собака сутулая? Ты ж боец «Тесея»! Авангард, мать его, борьбы с мировым злом! А оно любит дохлятину во всех позах! Собрался отдаться? – на каждом слоге Битик брызгал слюной. Изо рта несло густым перегаром, заполированным чесноком и кислыми щами.

      – Никак нет!

      – Молчать, я тебя спрашиваю! – твердый указательный палец едва не проткнул мою грудь. Красная капиллярная сеть на сержантских щеках потемнела до синего. – Я где нормальный, а где беспощаден. Не доходит через мозг, дойдет через коллектив.

      Верхушки деревьев злорадно зашумели листвой, аплодируя солдафонской риторике. Казалось, старые древни хлопают в сотни зеленых ладошек, предвкушая неизбежную экзекуцию.

      – Взвод, упор лежа принять! Встать на кулаки!

      Мы успели привыкнуть к тонкостям местного воспитания умом, но не телом. Ванька на рукопашной повредила плечо, и стоять на костяшках ей наверняка больно. Сержант хорошо знал, куда бить. Эту тихую девчонку жалели. Не курсант, а питомец, которого хотелось покормить, погладить по голове и отпустить домой к маме.

      Как это чудо вообще попало в «Тесей»? Во взвод будущих рейдеров?

      И всё же – вот она. Краснеющая от взгляда, вопроса и, видимо, от собственных мыслей. Огромные светло-серые глаза. Неразговорчивая, будто прозрачная, с врожденной способностью ускользать от гнева начальников. А поводов для него девушка давала с избытком.

      Да, Иванка не боец. Она хилер. Причем настолько хороший, что остальное прощалось. К тому же от нее не отходила женская особь весьма свирепого нрава. С потрясающей фигурой, но колючая и жесткая, как армейский штык. Да и прозвище у нее говорящее. Спуску Вилка никому не давала, ревностно охраняя душу и тело подруги. А желающих воспользоваться тем и другим могло найтись много.

      Какое-то время считали, что женщинам в рейдах не место. Вероятно, Минотавр с этим был не согласен. Способности, которые человек получал в Лабиринте, зависели от пола бойца. Войну объявили не только мужчинам. Ее объявили всему человечеству.

      – Забудьте всё, что о себе знаете! – продолжал поучать Битик. – В Лабиринте это будет не нужно. И ухом не моргнете, как наложите в штаны. А выгребать ваше дерьмо придется другим. Надеюсь, все помнят, что ждет облажавшихся?

      Мы помнили. Оставшийся за Периметром сам становится монстром. Безумным и страшным. Сражаться с ним приходится выжившим.

      Прошло минут пять. Но Битик и не думал униматься, продолжая бубнить о дисциплине и ответственности. Как нам повезло, что мы выиграли в Лиге Надежды. Что нас ждет самый страшный враг за всю историю человечества. Что мы избранные, а судьба цивилизации теперь в наших руках. И так далее, и тому подобное. Бу-бу-бу, бу-бу-бу…

      Голос сержанта звучал приглушенно и как бы издалека. Мои мышцы дрожали от напряжения, и я перестал отслеживать затейливые зигзаги его красноречия. Ничего нового там не будет, а сейчас не до смеха.

      Кулаки ломило так, словно костяшки прорезали и кожу, и мясо. Болело всё. Даже острая щебенка под ними. Казалось, мои обнаженные нервы проросли глубоко в землю и соединялись там в общую нейронную сеть. Я почти физически чувствовал мучения всего нашего взвода.

      – Встать! – смилостивился наконец Битик.

      Мы с трудом поднялись, выковыривая впившиеся в кожу камешки. Ещё легко отделались. В прошлый раз недовольный шёпот Вилки обошёлся дороже. Пухлик тогда даже упал в обморок.

      Краем глаза я поймал его косой взгляд. Обманчиво неуклюжий толстяк меня и так недолюбливал. После такого точно возненавидит. Для большинства эти несколько минут стали настоящим испытанием, а уж с его-то комплекцией…

      – Пока Ханса мило щерился, в мире умерла сотня-другая человек! В расцвете сил, совершенно здоровых! По пять-шесть в секунду! – обвинение подкрепили новым тычком в мою грудную клетку. Должно быть, под майкой она уже синяя. – Каждая профуканная секунда означает чью-то смерть! Проклятие когда-нибудь спадет, но будут и те, кто до этого не дожил. Совсем чуть-чуть. Ровно столько, сколько вы только что потратили времени!

      С такими аргументами я согласиться не мог. Хотя бы потому, что не верил, что можно хоть что-то исправить. Человечество спасут и без меня, если оно вообще нуждалось в спасении. Когда появился Лабиринт, люди стали умирать в свой день рождения. Ровно в сорок лет, секунда в секунду, а знать точный час – то еще удовольствие. С таким трудно смириться. Хотя многие умудряются найти и в этом определенные плюсы. Особенно в юности. Цивилизация и выросла вокруг концепции смерти. Знание момента ухода изменило сразу всё – наши действия,