Так берегись. Макс Фрай

потратил на это столько сил, что даже способности колдовать лишился. То есть очень неплохой сделал вклад, хоть и невольно, без задней мысли, но в зачёт идут не намерения, а дела. А поезда всё равно нет, как будто я вообще ничего не делал. Как будто моя воля не имеет никакого значения. К такому я не привык. Что вообще за фигня?

      Так прошло почти три с половиной недели; впрочем, в Соединённом Королевстве никто не считает время неделями, поэтому скажем иначе: прошло примерно две дюжины дней. Весна была в самом разгаре, но мы все уже успели более-менее к ней привыкнуть, и кипение вызванных её приходом страстей не то чтобы вовсе сошло на нет, но постепенно утихло, как будто под котлом с нашими судьбами слегка прикрутили огонь. В Мохнатый Дом вернулись блудные леди Тайяра и Дримарондо, в один голос поющие дифирамбы аскетическим радостям интеллектуального труда, сэр Кофа перестал пропускать утренние совещания, леди Кекки Туотли снова завалила нас условно полезными сведениями о жизни Королевского двора, Мелифаро подарил свою любимую летающую доску жене, и теперь над городом носились леди Кенлех с подружками; я втайне лелеял надежду, что они ещё долго не наиграются и не станут предлагать покататься всем родным, друзьям и просто знакомым, начав, о ужас, с меня. Даже на торговца фальшивым любовным зельем наконец посыпались жалобы: караул, грабёж, приворотные леденцы не действуют! Ему бы раньше остановиться, избежал бы всех неприятностей, но бедняга не рассчитал.

      А я почти перестал ходить на пустырь в надежде ещё раз увидеть чудесный поезд. Не хочет существовать, ему же хуже. Сам дурак.

      Тем сильнее оказалось моё удивление, когда сэр Джуффин Халли пригласил меня в кабинет и молча выложил на стол несколько карандашных рисунков, таких неумелых, что неудачливый художник в моём лице был, можно сказать, отмщён. Однако понять, что на всех нарисован именно поезд, всё-таки было можно. Вернее, невозможно было этого не понять.

      И вот тогда я по-настоящему рассердился: ах ты гад вероломный, каким-то посторонним людям, значит, вот так запросто показываешься, а мне – нет?!

      – Я-то думал, ты обрадуешься, – заметил шеф Тайного Сыска, удивлённо созерцая непростое выражение моего лица. – У тебя как минимум два стоящих повода: во-первых, видишь, сколько людей рисуют гораздо хуже, чем ты? И ничего, живут и не тужат. А во-вторых, появились новые свидетели твоего… этого, как его?…

      – Поезда.

      – Поезда, – с удовольствием повторил Джуффин. – Как минимум шесть человек его видели на том же самом пустыре. И это, учти, только те, кто болтал о происшествии где попало, рассказывал всем подряд и попал на заметку агентам Кофы; возможно, есть и другие, просто они пока молчат. Для чистоты эксперимента мы не стали показывать свидетелям твой рисунок, а попросили их самостоятельно изобразить своё удивительное видение. И вот тебе результаты. По-моему, сомнений нет: на всех рисунках изображено примерно одно и то же. И это одно и тоже очень похоже на то, что нарисовал ты.