Клиника одной взятки. Мария Воронова

неприятный осадок, хотя ничего нового они друг другу не сказали. Впервые Вика задумалась: а как он на самом деле относится к ней? Сама она была человеком искренним, если кто-то ей не нравился, она сразу дистанцировалась от него, скрывая неприязнь под холодной вежливостью, если уж общения нельзя было избежать. Впрочем, таких людей было немного. Она легко прощала людям их маленькие слабости и бывала расположена к любому, пока он не насолил лично ей. Но ведь может быть иначе, можно изображать дружбу, ненавидя и презирая. Наверное, Леша завидует ее популярности и тому «сухому остатку», что она из этой популярности извлекает. Наверное, он сам хотел бы жить, как она, просто силенок не хватает. Боится? Или знает заранее, что у него не получится? Для того чтобы требовать, нужна железобетонная, непрошибаемая, абсолютная уверенность в том, что ты имеешь на это право. Если не уверен, лучше не проси – ничего не получишь. Почему, например, некоторые девушки никак не могут уговорить парня жениться? Только лишь потому, что они заранее согласны с его отказом, заранее оправдывают его решение «пожить так», хотя этого им хочется меньше всего на свете. Так и Балахонов. С его физиономией, на которой написано: «Я обязан лечить вас бесплатно», – он засыплется на первых же пятистах рублях. И он это знает.

      Возможно, он просто терпит ее, потому что нет другого флеболога. Тогда он опасен. И вдвойне опасен потому, что не берет у нее денег. В начале карьеры Вика собиралась платить заведующему отделением откат с каждой операции, как это принято везде, но Балахонов отказался.

      «Не жал, не сеял, а деньги получил? – усмехнулся он. – Я так не привык».

      А теперь, не задействованный в круговой поруке, он сдаст ее при первом удобном случае!

      Нужно что-то делать. Или нет? Ведь формально она работает безупречно, а доказать он ничего не сможет. Пожалуй, она будет приглашать его ассистентом на сложные вены, хоть и привыкла работать вдвоем с сестрой. Не принять вознаграждение за участие в операции он не сможет, это нарушение корпоративной этики. И будет «в деле», следовательно, безопасен. Во всяком случае, тогда уж ей больше не придется слушать его проповеди.

      Найдя выход, Вика повеселела. И тут как раз приехала мама – проведать дочку и подышать свежим воздухом.

      Поначалу Вика обрадовалась, но мама вдруг принялась отчитывать ее за то, что полнедели они с мужем живут врозь. Вика пыталась ее отвлечь, но мама равнодушно прошла мимо розовых кустов, мимо новой альпийской горки с редкими суккулентами, а на клумбу с изысканно подобранным цветочным ассорти даже не взглянула. Хуже всего было то, что мама вдруг, впервые после Викиной свадьбы, вспомнила Дайнегу.

      – Как это вы живете? – кипятилась она. – Убей меня, не понимаю! Разлука мужа и жены допустима, только если он по делам службы отправляется в такое место, где пребывание женщины невозможно или слишком опасно!

      – Какие формулировки! – улыбнулась Вика, ставя на садовый столик высокий кофейник, похожий на восклицательный знак. – Прямо хоть сейчас в учебник или в Семейный кодекс.

      – Не