Буря мечей. Том 1. Джордж Р. Р. Мартин

шатре было жарко и дымно. Во всех четырех углах стояли ведра с горящим торфом, дававшие тусклый красный свет. Пол тоже устилали шкуры. Джон чувствовал себя бесконечно одиноким, стоя здесь в своей черной одежде и ожидая милости от перебежчика, именующего себя Королем за Стеной. Когда его глаза привыкли к дымному красному сумраку, он разглядел шестерых человек, ни один из которых не обращал на него никакого внимания. Темноволосый молодой человек и красивая белокурая женщина распивали вместе рог с медом. Другая женщина, беременная, поджаривала на жаровне кур. Мужчина с проседью в волосах, в потрепанном черном с красным плаще, сидел на подушке, играл на лютне и пел:

      У дорнийца жена хороша и нежна,

      Поцелуй ее сладок, как мед,

      Но дорнийский клинок и остер, и жесток,

      И без промаха сталь его бьет.

      Джон знал эту песню, но странно было слышать ее здесь, в убогом шатре из шкур, за Стеной, за десять тысяч лиг от красных гор и теплых ветров Дорна.

      Гремучая Рубашка, ожидая конца песни, снял свой желтый костяной шлем. Под своими доспехами из костей и кож он был совсем невелик, и лицо под великанским черепом было самое обыкновенное – худое и желтое, с маленьким подбородком и жидкими усиками. Глаза сидели близко, одна бровь перечеркивала лоб, темные волосы за острым вдовьим мыском начинали редеть.

      Голос милой дорнийки звенит, как ручей,

      В благовонной купальне ее,

      Но клинок ее мужа целует больней,

      И смертельно его острие.

      У жаровни сидел на табурете низкий, но необычайно плечистый человек и ел с вертела жареную курицу. Жир стекал по его подбородку на белоснежную бороду, но лицо выражало блаженство. На его ручищах красовались толстые золотые браслеты, покрытые рунами, грудь обтягивала тяжелая черная кольчуга, не иначе как снятая с убитого разведчика. В нескольких футах от него стоял, хмуро рассматривая карту, более высокий и худощавый человек в кожаной рубахе с нашитой на нее бронзовой чешуей. За спиной у него в кожаных ножнах висел большой двуручный меч. Он был прям, как копье, весь из жил и мускулов, чисто выбрит, лыс, с сильным носом и глубоко посаженными серыми глазами. Он мог бы сойти за красивого мужчину, будь у него уши, но они отсутствовали – то ли отмороженные, то ли отсеченные вражеским ножом. Из-за этого его голова казалась узкой и остроконечной.

      И белобородый, и лысый были воинами – Джон понял это с одного взгляда. «И куда более опасными, чем Гремучая Рубашка. Который же из них Манс?»

      Он лежал на земле в наползающей мгле,

      Умирая от ран роковых,

      И промолвил он вдруг для стоящих вокруг

      В тихой горести братьев своих:

      – Братья, вышел мой срок, мой конец недалек,

      Не дожить мне до нового дня,

      Но хочу я сказать: мне не жаль умирать,

      Коль дорнийка любила меня.

      Когда последние строки «Дорнийской жены» отзвучали, лысый поднял глаза от карты и окинул сердитым взглядом