Незнакомка из Уайлдфелл-Холла. Агнес Грей. Энн Бронте

ну что ты говоришь?

      – Значит, по-твоему, что бы там про тебя ни шептали Уилсоны и Миллуорды, я не должен был бы им верить?

      – Еще бы!

      – А почему? Потому что я знаю тебя. Ну вот и ее я знаю не хуже.

      – Вовсе нет! Что ты знаешь о ее прошлой жизни? Год назад ты ведь и представления не имел, что она живет на свете!

      – Неважно. Можно посмотреть человеку в глаза, заглянуть ему в сердце и за какой-то час узнать о его душе столько, сколько и за всю жизнь не обнаружишь, если он или она не захотят тебе открыться или у тебя не хватит ума понять то, что тебе откроется.

      – А, так ты все-таки идешь к ней!

      – Конечно.

      – Но, Гилберт, что скажет мама?

      – А зачем ей об этом знать?

      – Если ты и дальше будешь так продолжать, от нее ведь не скроешь!

      – Продолжать? Что продолжать? Мы с миссис Грэхем просто друзья и такими останемся, и никто на свете не может этому помешать или встать между нами!

      – Если бы ты слушал, что они говорят, то вел бы себя осторожнее – и не только ради себя, но и ради нее. Джейн Уилсон считает, что твои визиты туда просто еще одно доказательство ее безнравственности!..

      – Чтобы Джейн Уилсон провалилась в тартарары!

      – А Элиза Миллуорд очень из-за тебя огорчается.

      – Пусть ее.

      – И все-таки на твоем месте я не стала бы.

      – Не стала бы – чего? Откуда они знают, что я туда хожу?

      – От них ничего не спрячешь. Что угодно сумеют выведать и подсмотреть.

      – Об этом я не подумал. И они смеют превращать мою дружбу в новую пищу для сплетен и клеветы против нее? Во всяком случае, вот доказательство их лживости, если тебе требуются доказательства. Опровергай их, Роза, когда только сможешь!

      – Но они прямо при мне ничего не говорят. О том, что они думают, я знаю только по намекам и умолчаниям. И еще из чужих разговоров.

      – Ну, хорошо, сегодня я не пойду, тем более что время позднее. Но пусть они отсохнут, их проклятые языки! – проворчал я со злостью.

      И как раз в эту минуту в комнату вошел священник. Мы так увлеклись нашим разговором, что не услышали его стука. По обыкновению, поздоровавшись с Розой отечески ласково – она была его любимицей, – старик смерил меня строгим взглядом.

      – Ну-ну, сэр! – начал он. – Да знакомы ли мы с вами? Ведь уже… дайте-ка подумать… – продолжал он, опуская дородное тело в кресло, которое ему услужливо придвинула Роза. – Ведь, по моему счету, уже шесть недель, как вы не переступали моего порога! – Он отчеканивал каждое слово и постукивал палкой по полу.

      – Неужели, сэр? – сказал я.

      – То-то и оно! – Он добавил торжественный кивок и продолжал взирать на меня с величавым неудовольствием, положив ладони на набалдашник зажатой между колен толстой трости.

      – Я был очень занят, – сказал я, так как от меня, видимо, ждали оправданий.

      – Занят! – повторил он с усмешкой.

      – Да. Вы ведь знаете, я убирал сено, а теперь начинается жатва.

      – Гм-гм!

      Но