Офелия. Анна Семироль

думал он, глядя на игру солнечного света в листве. – Мне почему-то кажется, что мама, папа, Ларри и теперь еще Кевин воспринимают Офелию как-то неправильно. Как будто она какой-нибудь пони. Или хуже. Пони хотя бы не забывают покормить. Иногда гладят и угощают сахаром. А Офелия совсем одна в пруду. Ей может быть скучно или страшно. А об этом никто не думает. Надеюсь, ей рыба понравится. И тогда мне не будет так противен выговор».

      Отцовский «роллс-ройс» мальчишки увидели на площадке перед гаражом еще с поворота дороги.

      – Угу, мои уже дома, – уныло пропыхтел Питер и поправил на плече сумку с рыбой.

      – Орать будут? – опасливо спросил Кевин.

      – Надеюсь, при тебе постесняются. Давай через заднюю калитку пройдем? Сразу к пруду. Может, не попадемся никому на глаза. А если повезет, встретим Йонаса. Думаю, он не откажется покормить русалку.

      Питер приоткрыл перед приятелем утопленную в живую изгородь калитку, посторонился, пропуская его вперед.

      – А кто такой Йонас? Он немец, что ли?

      Солнечный зайчик, отраженный очками Кевина, запрыгал по листьям дикого винограда. Из благоухающих зарослей жасмина выпорхнула малиновка, сердито пискнула и уселась на ветку поодаль от мальчишек.

      – Йонас – мой друг. Да, он немец, и что? – пожал плечами Питер. – Ты проходи, не стой, у малиновки гнездо во‐он там.

      Кевин вытянул тощую шею, стараясь что-то разглядеть в сплетении ветвей, цветов и листьев, перехватил поудобнее сумку и поспешил за Питером по тропинке между яркими островками аквилегий, цветущих лилий, роз и декоративных трав.

      – Как можно дружить с тем, кто твою родину бомбил и людей заживо сжигал в печах?

      Вопрос догнал Питера, словно камень, брошенный в спину. Он обернулся и посмотрел на Кевина в упор.

      – Йонас никого в печах не жег. Он наш ровесник. И сирота. И если ты ему хоть слово плохое скажешь… Я за тебя заступаться не буду, – очень серьезно произнес Питер.

      До площадки перед прудом они дошли молча. Кевин лишь громко сопел и виновато зыркал в сторону школьного приятеля из-под шапки черных кудрей. Питер думал только о том, что сейчас он скормит русалке принесенную рыбу, она наестся, и ему станет спокойнее. Потому что он, Питер Палмер, все сделает правильно.

      Гладь пруда встретила мальчишек едва заметной рябью. Питер скинул сумку на плиты дорожки, окаймляющей пруд, достал и распаковал рыбу.

      – А где она? – растерянно спросил Кевин.

      – Под водой. Прячется.

      – Я думал, они иногда высовываются… – В голосе мальчишки скользнуло разочарование.

      – Она и высовывается. Но не все время же.

      Питер взял за хвост самую большую рыбину, сделал шаг к ограждениям на самом краю.

      – Кев, отец запрещает сюда ходить. Потому встань не так близко к воде, – попросил он.

      Кевин послушно отступил на пару шагов, присел на корточки и поправил очки. Питер вдруг занервничал: как подозвать русалку? Будет ли она есть? А не укусит ли она самого Питера? «Мы-то ее зовем Офелией, но знает ли она сама