Книга покойника. Янина Забелина

я говорю об этом совершенно спокойно. Не так ли, Шмид?

      – Да, господин Мартинели относится к своему ближайшему будущему без тени волнения. – Казалось, Шмид развеселился еще больше.

      – Просто хочу оставить достаточно денег. Пусть меня похоронят на нашем семейном участке на кладбище в Шпице, что под Туном. Я совсем недавно улаживал дела, связанные с неследством моего покойного дядюшки. Вот потеха, – он рассмеялся. – Наследство состояло из старого дома да счета в банке, которого хватило лишь на похороны. Умный старик. Жил на ренту. У меня ренты нет, но здесь в банке есть копия моего завещания. Оригинал хранится в моем банке в Женеве. – Больной повернул голову на подушке. – Если на моем счету что-нибудь останется, пусть потратят на благотворительность.

      Тролингер поднял глаза на Шмида и смотрел на него, не переставая, пока тот не убрал руки со спинки кровати и не вышел из комнаты. Выждав мгновение и полагая, что Шмид удалился на достаточное расстояние, доктор тихо заговорил:

      – Господин Мартинели.

      – Да? – Больной не шелохнулся.

      – Вероятно, все же кого-то следует известить.

      – Я же сказал: у меня никого нет.

      – Никого?

      – Абсолютно.

      – И даже в Женеве?

      – Только деловые знакомства.

      – И в Шпице?

      Помолчав, Мартинели ответил:

      – В Шпиц я ездил только из-за наследства. Тогда я здорово удивился, что дядя оставил мне свой старый дом. Я же говорил вам, доктор, – та ветвь нашей семьи, что поселилась в Шпице, уже вся вымерла. У меня нет ни единой родной души, кроме двоюродных братьев, живущих не то в Монтре, не то где-то поблизости. Если они еще не умерли, конечно. Я не видел их с детства, с тех пор, как гостил у них как-то летом. В моем завещании их нет, – добавил он, усмехнувшись. – Не думаю, что они приедут сюда, на север, на мои похороны. Хочу вас заверить, что и я в Монтре по такому поводу не отправился бы.

      Тролингер сидел молча, положив массивные руки на колени.

      – Это большая ответственность, – произнес он через минуту.

      Мартинели повернулся к нему лицом.

      – В чем?

      – Если вы забыли о ком-то и этот кто-то спросит, почему его не уведомили…

      – Я никого не забыл. Видите ли, мне нравится одиночество.

      Взгляд Мартинели скользнул мимо собеседника куда-то в неведомые дали пространства и времени.

      – Меня не беспокоит, что я умру в больничной палате. Полагаю, люди имеют право умереть так, как они хотят – если это возможно, конечно. Вы не докучали мне, доктор, и я вам за это благодарен. Я не стану вносить изменения в свое завещание. Оно было составлено много лет назад, и менять что-либо слишком хлопотно – особенно теперь. Но я заплачу вам две тысячи франков наличными – тысячу сегодня, до того, как мы отправимся в больницу. А Шмид вручит вам вторую тысячу после моей смерти.

      Тролингер выпрямился в своем кресле. Его бледное лицо словно окаменело; короткопалые кисти самопроизвольно сжались в кулаки. Он сцепил руки и принялся медленно вертеть