Северная Пальмира. Роман Буревой

сделалось неуютно и тесно. Каждое слово, каждый жест задевали.

      «Сейчас лягу в тёплую ванну», – подумал префект.

      И вдруг спросил напоследок против воли насмешливо и дерзко:

      – Ты уже сочиняешь свой библион? В изгнании всегда пишутся самые хорошие книги.

      Элий не ответил. Но Гаю Аврелию показалось, что бывший Цезарь смутился.

IV

      Всеслав давно выделил их в толпе. И теперь шёл следом. Заметили? Нет? Неважно. Он шёл и не мог отстать. Как будто за девчонкой увязался. Будто поманила, стрельнула глазками, и он припустил следом. Хотя эти двое были мужчинами, причём немолодыми.

      Римляне. Обмануться Всеслав не мог: их латынь была безупречна. Это в самом деле римляне, а не какие-нибудь германские торговцы, года три или четыре назад получившие право носить тоги. Тот, что помоложе, – темноволосый и гладко выбритый, в красной шерстяной тунике. Второй – пожилой (лет что-то около сорока, а возраст этот казался Всеславу безумной временной далью и почти что старостью), седовласый и худощавый. На Всеслава римляне внимания не обращали. Тот, что помоложе, что-то втолковывал своему товарищу. Седой молча слушал. Внезапно седой оглянулся. Взгляд его будто царапнул по лицу, и Всеслав даже подался назад. Этот профиль. Это лицо! И прищур серых глаз. Сколько раз Всеслав видел это лицо на портретах. Куда моложе, без складок и морщин. Другой бы не узнал… Но художник, пусть и несостоявшийся, не мог обознаться. Это он!

      Будто чья-то сильная, холодная и властная рука толкнула Всеслава в спину. Юноша ринулся вперёд, рассчитывая налететь и сбить седого с ног. Как бы случайно. Но не вышло. Почему-то он налетел не на седого, а на его товарища. И сам Всеслав потерял равновесие и очутился на мокрой мостовой, а черноволосый навалился на него сверху. Силён был римлянин, но и Всеслав не слаб. Так боролись они несколько секунд, юноша сумел подняться, но черноволосый вновь его повалил.

      – Отпусти его, – приказал седой.

      Квинт неохотно повиновался.

      – Прости, – пробормотал Всеслав, поднимаясь и отряхивая перепачканную куртку, – я за девушкой побежал, за любой своей, и вот, неуклюж больно! – врал он довольно правдоподобно. Он заметил, что черноволосый держится за рукоять кинжала, а седой хмурится. Своей выходкой он незнакомцев напугал, причём сильно. – Вы ведь из Рима, так? А я всю жизнь мечтал быть римлянином. Кстати, я по усыновлению римский гражданин. Но это неважно. Главное, я – римлянин душою. – Его латынь была почти безупречна, и все же незнакомцы приметили акцент. Всеславу показалось, что именно акцент их успокоил. Во всяком случае, тот, что помоложе, снял ладонь с рукояти кинжала. – Вы недавно из Рима – это видно. И устали с дороги – это тоже видно. Но я рад вам услужить и помочь, чем могу.

      – Странно ты предлагаешь помощь, – прервал его излияния седой римлянин.

      – Думаете, что я какой-нибудь надоеда или соглядатай, которому «Целий» платит по два асса в сутки? Вот и не угадали! Моё настоящее имя – Всеслав. Учился в риторской школе в Северной Пальмире. Несостоявшийся художник и дружинник, тоже несостоявшийся.

      Римляне