«Эсфирь», трагедия из священного писания.... Александр Бестужев-Марлинский

французского [1]

      * * *

      Удивительно, почему перевод «Эсфири»,[2] наделавший много шуму в городе в эпоху своего появления, и о котором теперь воспоминают только тогда, когда видят его на сцене, никем не удостоен разбора – хотя из уважения к подлиннику. Известно, что Расин написал трагедию сию для детского театра и она, по плану, завязке и характерам, принадлежит к слабейшим произведениям знаменитого автора; но прекрасные стихи, особенно в лирическом роде, в ней встречающиеся, ставят оную наряду с хорошими трагедиями. Из сего видно, что в переводе ее надлежало преимущественно стараться о сохранении сей прелести. Русский переводчик, вероятно, мог бы перевесть «Эсфирь» гораздо лучше. В доказательство сего приведем некоторые места его перевода; любопытные могут сличить их с оригиналом:

      Кичливый Артаксеркс рабу свою венчал,

      И гордый перс к ногам еврейской дщери пал.

      Или:

      А я, гнушаясь лжи и лесть оставя им,

      Молилась господу и плакала пред ним.

      Или:

      Скучая почестьми, сама себя ищу,

      К стопам предвечного с мольбою повергаюсь

      И смертных суетных забвеньем наслаждаюсь.

      Брега священны Иордана!

      Любимы господом поля!

      Наследье древня Ханаана,

      Чудес обильная земля!

      Высоки холмы, тучны долы,

      Издайте гласы и глаголы:

      Навек ли мы отчуждены

      Драгия отчия страны?

      Или:

      И в бегстве не найдут спасенья,

      И мраз и глад им путь препнет,

      И ангел божий, ангел мщенья

      Мечом бегущих поженет.

      (Сей строфы нет в подлиннике.)

      Или:

      Напрасно смертию закона глас грозил,

      В ней сердце верой возгорело;

      Она на смерть дерзнула смело,

      Рекла, и бог благословил.

      Свлеките с выи узы плена

      И со главы стрясите прах;

      Взыграйте, Яковли колена,

      Воспойте господу в псалмах;

      Отверст вам путь: бегите вскоре

      Чрез горы, реки, степь и море;

      Стекитесь все в единый лик,

      Взнесите все до неба клик:

      «Господь велик!»

      В сих, и еще некоторых, впрочем весьма немногих, удачно переведенных стихах и хорах заключаются красоты перевода; все остальное есть почти беспрерывное сцепление непростительных ошибок против вкуса, смысла, а чаще всего против языка, не говоря уже о требованиях поэзии и гармонии. Здесь прилагаем немногие образчики таинственного наречия г. переводчика. Например, Элиза в 1 явл. I действ. говорит следующее:

      Оплакав ложну весть о смерти я твоей.

      Но об вестях не плачут, а оплакивают кого-нибудь по вестям, ложным или справедливым, как случится. Например, если б сказали: «„Эсфирь“ дурно переведена», то мы сожалели бы о самой вещи, а отнюдь не о рассказах.

      …Жила отчуждена от общества людей.

      Вероятно, не зверей. Если сказано: от общества, то смысл полон, и потому не должно прибавлять людей; ибо одни человеки живут в обществе; звери бегают стадами, птицы летают станицами и так далее. У нас говорится: общество людей ученых, самолюбивых и проч., но без прилагательного имени речение: общество людей никогда не употребляется.

      …И слез твоих предмет седящим на престоле.

      Не по-русски. Слезы не могут иметь предмета, но причина их существовать должна. Предмет относится только к понятиям отвлеченным, причина большею частию к действиям физическим, и потому говорят: предмет любви, но предмет слез – галлицизм.

      В следующем стихе нет полного смысла:

      С престола и одра казнил ее изгнаньем.

      У Расина

      La chassa de son frone, ainsi que de son!!!!!Ш,[3]

      А в переводе выходит, что Артаксеркс в одно время с престола и с одра сам, казнил Астинь! – Чудно; но казнить изгнанием еще чуднее: казнями зовутся у нас мучения, пытки, самая смерть, но изгнание есть не более как снисходительное наказание.

1

Первый перевод «Эсфири» в стихах вышел в 1795 году. Он недурен, но писан обветшалым языком.

2

Перевод трагедии Расина «Эсфирь» (1816) был выполнен П. А. Катениным в соответствии с его эстетическими установками на «простонародность» и «славянщину». В своей рецензии на перевод Бестужев высмеял стилистическую систему Катенина, ополчаясь главным образом против его лексики.

3

Изгнал ее со своего трона, так же как и со своего ложа (франц.).