Смерть парфюмера. Эшли Уивер

бы обмолвиться, что это стало причиной приезда на Комо, – не унималась я.

      На секунду Майло замялся, и у меня создалось впечатление, что он колеблется, соврать или нет.

      – Полагаю, я об этом не подумал, – беззаботно ответил он, не отрываясь от газеты.

      Теперь я точно знала, что он врет. Майло обладал многими качествами, но забывчивость к ним никак не относилась.

      В нашем браке был период, когда я бы снисходительно отнеслась к подобной невнимательности, но за последние месяцы многое изменилось. Я была не в том настроении, чтобы мною играли. Я с подозрением на него посмотрела.

      – Что ты недоговариваешь, Майло?

      – Ты слишком подозрительна, душа моя, – сухо ответил он, сворачивая газету.

      – И кто, по-твоему, в этом виноват? – полушутя поинтересовалась я.

      – Целиком и полностью я, – отозвался Майло, отбросив газету и наклонившись ко мне. – Я жуткий негодяй, изводящий твое невинное сердце постоянными подозрениями. – Взгляд Майло говорил, что он сделает все возможное, чтобы отвлечь меня от этой темы.

      Это подтвердилось, когда он прижался своими губами к моим и обнял меня, и на какой-то момент я почти забыла, что злюсь на него. Почти.

      Я отстранилась и оттолкнула его.

      – Ответь мне, Майло!

      У него дернулся уголок рта, и это выражение свидетельствовало о раздражении и веселости. Он со вздохом откинулся на спинку сиденья.

      – Я ничего об этом не сказал, опасаясь, что ты сделаешь то, что делаешь сейчас: примешься бросаться на малейший запах неприятностей, словно взвинченная ищейка.

      Я вздернула брови.

      – Сделаю вид, что я не заметила столь оскорбительного описания моей заинтересованности, и попрошу тебя всего лишь объясниться. Каких неприятностей?

      Майло перегнулся через меня, чтобы затушить сигарету в бронзовой пепельнице, стоявшей на небольшом столике у окна.

      – Я и сам точно не знаю. В первом письме мадам Нанетт дала понять, будто что-то случилось.

      – Что ты хочешь сказать?

      – Начнем с того, что она писала о деликатном деле, которое хотела со мной обсудить. И я тотчас же обратил внимание на расплывчатость и неопределенность формулировок. У нее никогда не возникало трудностей с выражением своих мыслей, так что тщательный подбор слов был очень неожиданным. В самой тональности письма сквозило что-то не то.

      Расплывчатость сама по себе не является причиной для тревоги, но я верила чутью Майло. Когда он этого хотел, он был хладнокровным и проницательным.

      – Напрямую она ничего не сказала, – продолжил муж, – однако у меня сложилось впечатление, что семья, в которой она работает, испытывает некие трудности.

      – Они должны были приехать на отдых на озеро Комо, – напомнила я.

      – Да. Я об этом не сказал, потому что не знал, имеет ли это какое-то значение. Мне казалось, что я мог бы отправиться поговорить с ней, ничем тебя не тревожа.

      – Но сегодня утром ты получил второе письмо, – добавила я, – в котором говорится, что она задерживается в Париже.

      Майло кивнул:

      – Похоже,