Доброволец. На Великой войне. Сергей Бутко

за …?!» – только и успел подумать я, резко проваливаясь в эту черноту. Съездил, называется, в командировку.

      Глава 2

      Знаете ли вы, как рвутся германские крупнокалиберные артиллерийские снаряды, прозванные в царской армии «чемоданами»? Вот и я не знал до поры до времени, а происходит это так: сначала слышен где-то тупой звук далекого выстрела, потом ухо улавливает гудение приближающегося снаряда, слышится хрипящее «хрр-о-о…»… все ближе и ближе… на миг звук замирает, а вместе с ним замирают слух с дыханием… и затем «тра-а-ах!» – взрыв. Мерзлая земля взмывает вверх вместе с огнем и дымом в виде столба, разрушающего все, что было живого и неживого в радиусе нескольких метров.

      Боль. Нестерпимая, острая, адская боль резко вырвала меня из черноты. Двигаться не могу, говорить тоже, из-за звона в ушах ничего не слышу. Только вижу и чувствую.

      Морозно. Перед глазами пасмурное, затянутое тучами небо, как будто сжатое с боков двумя стенами с досками, покрытыми инеем. Больше похоже на яму. Или могилу?!

      Где я?!! Где?!!

      Снова забытье, и снова боль огненными клешнями тащит меня из этого омута. Страшно жжет спину и ноги. Как кипятком ошпарило.

      – На стол! – едва слышу я сквозь звон и вижу перед собой забрызганные кровью белые халаты. Значит, все-таки авария? Не доехали мы с прапорщиками до места, врезались во что-то и теперь в больнице валяемся. Уже неплохо. Живой хотя бы. Ну, сейчас будут оперировать. Несколько сильных рук немилостиво прижали меня к операционному столу, живот уперся во что-то металлическое. По спине водят чем-то холодным, а после… Суки!! Хватит ковыряться в ранах!! Хватит!!!

      Но кто меня слушает и слышит? Я сейчас выгляжу не лучше сломанной куклы или рыбы, выброшенной на берег. От боли снова в глазах темнеет. Да сколько же это изуверство будет продолжаться? Из одной черноты перемещаюсь в другую. Слух постепенно восстанавливается. Слышу хрипы, стоны, ругань, бормотание. Рядом раздается женский голос:

      – Болит, Егорушка?

      – Покачай, бога ради, мочи нет, – сипит кто-то в ответ.

      Шаги, шарканье, снова голос – на сей раз грубый, хриплый, мужской. Опять разговоры:

      – Вы дежурная сестра?

      – Я.

      – Вскипятите шприц. Вычеркните из списка Силантьева Тимофея и…

      – Сестрица! Сестрица! Ох, ох, родимая! Мочи нет терпеть! Царица небесная, да за что мне такие муки адовы!!

      Боль уже не так донимает, как раньше, но двигаться и говорить по-прежнему не могу – приложило меня обо что-то, судя по всему, достаточно хорошо. Зато могу размышлять, немного успокоившись и перестав паниковать. Что же за хрень все-таки со мной произошла? И какие кипяченые шприцы в больнице, когда уже давно пластиковые и одноразовые повсеместно используют? Может, это не больница, а обычный сельский ФАП? Хотя в ФАПах тоже медицина на месте не стоит. Да еще и этот шибко верующий рядом воет так, что хоть беги куда подальше. Но даже он не смог помешать желанию уснуть, а спать мне хотелось страшно. И я уснул