На крыльях мужества. Василий Ян

p>

      о бесстрашном, пламенном доблестном султане Джелаль-эд-Дине Менгу-Берти, о его упорной борьбе с беспощадными монгольскими воинами великого истребителя народов, «потрясателя вселенной» кагана Чингиз-хана, о необычайных битвах, победах, скитаньях и о неожиданной трагической гибели в Курдских горах этого удивительного витязя, последнего шах-ин-шаха Великого Хорезма.

      …и лучезарный юноша сражался на путях Аллаха и оберегал честь рода своей славой.

Из древней сказки

      Джелаль-эд-Дин Неукротимый[1]

      Рожденный властвовать, средь бурных сеч

      Не знающий тревоги и смущенья,

      Ты высился как знамя… Пораженья

      Не гнули силу непокорных плеч.

      Изведал Чингиз-хан твой светлый меч…

      Властитель, он проникся уваженьем

      К тебе, грозившему во имя мщенья

      За честь отцов войною мир зажечь.

      Шатались армии от сильных взмахов

      Твоей руки, ты низвергал их в прах…

      Но Азраилу повелел Аллах, —

      И в курдской хижине возвел он плаху,

      И принял смерть ты, как и жил, без страха,

      Джелаль-эд-Дин, последний Хорезм-шах!

      Пролог

      Таинственный Кумган

      Пастух Чобан-Коркуд был, пожалуй, самым бедным во всем кочевье Бала-Ишем. Его хижина состояла из нескольких камышовых циновок, подпертых кольями, и все свое имущество – продранный войлок, на котором он спал и совершал священные молитвы, и старый железный кумган без крышки, служивший и для варки, и для омовения, и ободранная шуба из облезлого козла, и длинный посох с загнутым концом, – все это он мог за один раз легко унести с собой. А весь его скот – гордость и богатство кочевника – состоял из большой лохматой собаки, белой, с красными угрюмыми глазами, которая покорно плелась за ним, куда бы, по обязанности пастуха, Чобан-Коркуд ни переходил.

      Много лет он пас овец и ягнят во всякое время года, являясь на ночевку из одной юрты в другую, где его кормили. А старый пес его Акбай равнодушно и гордо следовал за ним, и все собаки узнавали его: обнюхавшись, они расходились без обычной драки. Когда же неопытные щенки пробовали задеть его, то разъяренный Акбай давал им поучительную трепку и спокойно, виляя хвостом, возвращался к ногам хозяина.

      И с Чобан-Коркудом произошло необычайное дело. Однажды он лег на свой войлок возле входа в старый шалаш и лежал без движенья на боку, подпирая седую голову костлявым, огрубевшим кулаком. Все из кочевья приходили смотреть на Чобан-Коркуда и говорили, что в старого пастуха вселился безумный джинн. А Чобан-Коркуд отвечал, что он и мог бы продолжать свою обычную работу, но он не будет больше пасти овец:

      – Пусть это делают более молодые пастухи. Я же буду смотреть днем на плывущие облака, а ночью – на сверкающие слезами звезды, на дорогу вечности (Млечный Путь) и на улыбку месяца…

      Кочевники предложили старому Чобану увеличить вдвое назначенную ему оплату – не две, а четыре овцы в год и даже пять… Но он от всего твердо отказывался, и кочевники уходили прочь, удивленно покачивая головами.

      Несколько дней спустя к Чобан-Коркуду приплелась через пески его сестра, очень бедно одетая – в заплатанную, полинялую, когда-то бывшую малиновой рубашку до пят. Она принесла на руках плачущую, исхудавшую, как лягушонок, маленькую девочку. У этой девочки большая головка еще плохо держалась на плечах. Старушка Айдын обходила юрты кочевья, говорила, что она сестра Чобан-Коркуда, и просила молока для найденной ею в песках сиротки. И она затем приносила брату и лепешки, и сушеный творог, и молоко, собранное в разных юртах в большую глиняную миску.

      – Это мое счастье, найденыш Гюль-Джамал, – говорил любопытным Чобан-Коркуд. – Она прокормит и себя, и бабушку, и меня…

      Шестнадцать лет продолжалось «счастье» старого пастуха. У него появилась задымленная войлочная юрта, увешанная внутри бархатными ковровыми чувалами, над костром повис на цепи чугунный котел; у входа в юрту лежали ожидавшие милости хозяина две рыжие собаки, а рядом на приколе дремала белая ослица, и возле нее резвился черный пушистый осленок.

      А счастье у Чобан-Коркуда появилось так – об этом рассказывал сам Коркуд… А верно ли это или не верно – знает лишь Аллах великий и всеведущий, и он ему судья!

      Невдалеке от кочевья возвышались полузасыпанные песками развалины древней крепости. В далекие времена за ее неприступными стенами жил хан Баяндер. Много сказок и песен было сложено про его набеги на Хорезм и на Иран, откуда он возвращался с захваченными конями, верблюдами, нагруженными всяким добром, и с пленниками, молившими о пощаде, которых он продавал на невольничьих рынках Мерва, Несы и Мешхеда.

      Но всякая удача сменяется новым решением Аллаха – слава ему и величие! – в те же далекие времена войско неведомых кочевников пронеслось ураганом через пустыню и обратило грозную крепость хана Баяндера в

1

Стихотворная обработка песен Н. Н. Ушакова и М. Б. Сандомирского. Сонет – О. Орловской.