Война неудачников. Роман Злотников

причины, – протянул Холден. – Одни говорят, что в деле замешана женщина из сопротивления, которую адмирал безумно любил, другие – что он хотел построить собственную империю, возглавив ее в качестве монарха. Поскольку сам герой до независимости Веннту не дожил, сейчас трудно сказать, какими именно соображениями он руководствовался. Зато до своей гибели он два года колошматил имперские корабли, не давая им возможности высадить десант и закрепиться на планете.

      – Ему хоть памятник поставили?

      – И не один, – сказал Холден. – После его гибели война не закончилась, его офицеры слишком хорошо знали свое дело и слишком хорошо понимали, что прощения императора они уже никогда не получат. Война продолжалась еще полтора года, а потом император подсчитал убытки и осознал, что продолжение военных действий короне просто не по карману. Тогда война сменилась экономической блокадой, которая длилась больше тридцати лет. А поскольку это ни к чему не привело, а блокада тоже стоила денег, пусть и меньших, чем война, потом сняли и ее.

      – И сразу же признали независимость?

      – Нет, еще лет через сорок. Монархическое мышление очень инерционно. А знаешь, что самое смешное?

      – Я вообще не заметил, чтобы ты мне сейчас рассказывал что-то смешное.

      – Самое смешное то, что сейчас на Веннту выросло новое поколение недовольных, которые, как ты помнишь, есть при любом политическом строе и которые знают о войне за независимость только из учебников истории. Они несколько романтизируют те времена, когда планета находилась под властью императорского дома, и в обществе начали ходить разговоры о возвращении под сень десницы Таррена Второго. Сейчас это все держится на уровне разговоров в среде радикально настроенной молодежи, но кто знает, во что это могло бы вылиться с годами?

      – Ты прав, – согласился я. – Это действительно смешно.

      – История развивается по спирали, а люди – идиоты, все время наступающие на одни и те же грабли, бессмысленные и беспощадные, – сказал Холден. – Я уверен, что если бы в прошлом веке в Альянсе случился бы государственный переворот и власть попала бы в руки какого-нибудь генерала, провозгласившего себя новым тираном, сейчас в обществе уже полным ходом шли бы разговоры о необходимости возврата к старому строю и реванше демократии.

      – Холден, у тебя есть какие-нибудь собственные политические воззрения?

      – О да, – улыбнулся тот. – Я анархист.

      – И при этом работаешь в СБА?

      – Не стоит путать работу и личные убеждения. Работа – это то, за что платят. Анархия – это то, во что веришь.

      – А еще анархия – мать порядка, – напомнил я. – С каждым разом ты открываешь мне все новые грани своей личности.

      – Я вообще сложен, противоречив и полон сюрпризов, – ухмыльнулся Холден. – Впрочем, как и ты, и как та девушка, которую сейчас возвращают к жизни наши веннтунианские друзья.

      – Последнее время я не очень люблю сюрпризы…

      Холден