Книжник. Сладкая месть. Андрей Бондаренко

товарищ, достав из кармана плаща плотную чёрную ленту, крепко завязал Денису глаза, после чего – порядка ради – пошарил рукой вдоль повязки, проверяя надёжность и действенность этого ограничителя зрения.

      «Да, во все времена и у всех народов Власть Предержащие обожали, обожают, и будут обожать – колотить дешёвые понты», – с философской грустинкой подумал Денис.

      Первые десять-двенадцать минут машина ехала по отличному асфальту, потом, судя по участившимся колебаниям чутких рессор, свернула на второстепенный просёлок.

      Он решил ещё раз разложить в голове «по полочкам» информацию о человеке, с которым ему предстояло встретиться. Впрочем, достоверной информации было до обидного мало.

      «Итак, начнём!», – мысленно потёр Денис ладонью о ладонь. – «Борман появился на «Олимпе» Рейха внезапно, словно бы – из неоткуда…. Точно известно, что весь 1924-ый год он провёл в тюрьме – за участие в кровавых уличных беспорядках, где и заработал свой знаменитый кривой шрам на щеке. А потом – словно бы по мановению волшебной палочки – стал всесильным канцлером НСДАП…. Как? Никто толком не знает. Гитлер, вдруг, за что-то всерьёз рассердился на Гесса. На своего ближайшего друга и старого соратника, которому разрешал называть себя по имени и на «ты». Гесс – канцлер НСДАП, старая, видавшая виды лиса – это сразу почувствовал. Почувствовал и испугался. Что произошло дальше – общеизвестно. Как говорится, чемодан, аэропорт, Лондон…. Пришлось думать, кого вместо Гесса посадить в кресло рейхсканцлера партии. Неожиданно для большинства, выбор фюрера пал именно на Бормана – серую незаметную мышку, который не терпел публичности и даже от фотографов постоянно прятался за спинами соратников. Небольшого росточка, полноватый, непрезентабельный, круглоголовый, неразговорчивый, неуклюжий, недоверчивый.… Став рейхсканцлером, Мартин Борман совершенно не изменился: в быту, такое впечатление, стал ещё скромнее, в поведении – ещё молчаливее, подозрительнее и мрачнее. Этого никто не понимал, Бормана стали всерьёз бояться…. Только один Гитлер довольно ухмылялся в усы и был с рейхсканцлером приветлив и любезен, но – очень даже в меру, без перебора и видимой теплоты…. Борман же служил своему фюреру как старый верный дворовый пёс, ничего не требуя взамен. Рассказывают, что фанатизм рейхсканцлера иногда переходил все границы разумного: по его приказу в места, где Гитлер планировал выступать перед доверчивыми народными массами с приветственными речами, пересаживали взрослые деревья – чтобы фюреру, часом, не напекло голову…. Всё это происходило совершенно незаметно, словно само собой. Рейхсканцлер тщательно и скрупулёзно вел повседневные бумаги, готовил тезисы к программным речам, а когда его просили, то, смущаясь и краснея, давал краткие, но дельные советы. Он всегда был при деле, работая по четырнадцать-пятнадцать часов в сутки, без всяких выходных и праздников…. Но однажды Мартин Борман серьёзно заболел и слёг на трое суток. «Я остался без рук! Встала вся работа! Борман, видите ли, болен, а все остальные – абсолютно бесполезны!» – публично заявил Гитлер…. Только после этого случая элита