Попадать, так с музыкой. Михаил Гуткин

этом мы оба даже не могли представить, что завтра жизнь преподнесет нам очень неприятный сюрприз.

      Утром, еще раз напомнив мужу о вечернем визите, я села в уже привычный пепелац (ну не могу я по-другому называть эту колымагу). Водитель, веселый татарин Рафиз Хикматулин, всю дорогу пел разные песни на один и тот же мотив. Ладно, поет себе, и пусть поет. Но сразу после поворота дороги раздался хлопок, и машину тряхнуло.

      – Вот шайтан, – ругнулся Рафиз, – колесо проколол. Вы, Аня, лучше идите пешком. Тут всего полтора… – Он не договорил.

      Раздался выстрел, и на лобовом стекле появились темно-красные брызги. Я повернулась к Рафизу, и у меня потемнело в глазах. У него не было верхней части головы. Почувствовав, что меня сейчас стошнит, я наклонилась к двери, но та распахнулась сама собой, и две руки выдернули меня наружу.

      – Спасибо, – буквально проблеяла я, и меня вырвало.

      – Ух, сука, чуть меня не запачкала, – раздался грубый голос того, кто вытащил меня из кабины. Последовал сильный толчок, и я упала на землю.

      – Вот и девка, целенькая, как пан Кшиштоф заказывал. Пан поручник[11], видите, мы в точности все выполнили. Теперь можете доставить ее пану Кшиштофу. – Это был уже другой голос, но такой же грубый.

      – Так что, именно из-за этой сучки и схватили Панаса? – заговорил тот, которого мужики называли поручником.

      – Откуда мы знаем. Пан Кшиштоф сказал и обрисовал, как она выглядит. Мы проследили, как она ездит, и вот она перед вами.

      Я, цепляясь за борт грузовичка, потихоньку поднялась и посмотрела на эту компанию. Два здоровенных заросших мужика в непонятной одежде и третий, одетый с претензией на некоторую элегантность, хотя видно, что костюм давно уже нуждается в чистке, а лицо в бритве. Все они уставились на меня с весьма хмурым выражением лица. Понятно. Была засада именно на меня. А пострадал пока бедняга Рафиз. И ничего хорошего встреча с этим паном Кшиштофом мне не сулит.

      – Хмель, обыщи ее. Семен предупреждал, что она может быть опасна, – скомандовал поручник.

      Хмель подошел ко мне и не столько обыскал, сколько тщательно облапал всю сверху донизу.

      – Ничего, пан поручник, никакого оружия нэмае.

      Они не знают, что я сама оружие. Это вселяет надежду.

      – Отлично, тогда, Федор, давай сюда лошадей, погрузим продукты, сколько сможем, и эту девку. А машину сожжем. Пусть москали побегают.

      – Простите, – решила вмешаться я. – Может, не надо меня к этому пану Кшиштофу? Может, мы с вами здесь договоримся?

      Было так, будто все трое сидели на концерте Михаила Задорнова. Мужики захохотали, а поручник, мерзко улыбнувшись, спросил:

      – И что же ты, курва московская, можешь предложить нам такого, что мы не смогли бы и так отобрать у тебя?

      Я практически уже кипела от адреналина, поэтому, еле сдерживаясь, почти пропела:

      – Я могу предложить вам ваши жизни и здоровье.

      Они изумленно вытаращились на меня и сделали то, что

11

Поручник – воинское звание в польской армии, соответствует старшему лейтенанту.