Кошка с Собакой 2. Алексей Свешников

е волшебники, а только учимся? А сколько умных мыслей приходит в голову, пока ты сидишь и смотришь, как уменьшается уровень жидкости в бутылке? Космос! Открываются такие дали, и в такие глубины заглядывает твой слегка замутнённый рассудок, что Фрейд бы пошёл и убился со всего размаху о троллейбус на Невском проспекте от бессильной зависти учёного червя, потратившего жизнь на пустые университетские побасенки, оторванные от пуповины действительности. А накати старина Фрейд пару стаканов, глядишь и перестал бы видеть во всём хуй с пиздой. Человеком бы стал нормальным…

      В Питере все времена года хороши по-своему. Есть конечно же предпочтения. Для меня, например, лето – безоговорочный лидер в этом негласном соревновании. Марине зима нравится. Вован выбирает осень, он – человек пушкинского замеса, любит женщин и дуэли. Да что я вам рассказываю, вы же сами с усами: сколько людей, столько и мнений. Но есть такие сезонные национальные забавы, которые для меня хуже зубной боли. Я говорю о лыжах. Ненависть к этому спорту во мне живёт с детства. Со школьной скамьи, когда нас, малолетних безропотных учеников, выгоняли на эти безумные лыжные уроки физкультуры. У меня всегда отмерзали ноги, и я проклинал того идиота, который внёс эту пытку в школьную программу. Апофеозом были массовые забеги, проводившиеся раз в год для всех школ. Происходило это на Ржевке. Я ехал туда в холодном трамвае и замерзал до состояния говяжьей туши в рефрижераторе ещё до начала официальной экзекуции. Мама собирала мне мешочек с термосом и бутербродами. В термосе был чай, и я всегда просил, чтобы он был не сладкий. Я не говорил маме, что этим чаем я отогреваю свои ноги, просто выливая его на побелевшие пальцы и ступни. Потом, когда всё заканчивалось, измученный, я садился в ненавистный трамвай, чтобы ехать домой. Группа «Земляне» пела в то время песню про «счастье – путь домой». Нихуя это не счастье, а земляне эти с другой планеты…

      С тех пор зимний спорт для меня всегда ассоциировался с пыткой участвующих и слабоумием организаторов.

      – День добрый! – так радостно здороваться по понедельникам может только не отягощённый жизненными проблемами человек.

      Я хмуро посмотрел на соседа-спортсмена. Надо было что-то ответить.

      – Привет.

      – У меня предложение есть, – спортсмен хитро улыбнулся, если конечно можно было так назвать этот его спазм мышц лица.

      – Да? – я традиционно внутренне напрягся от этого предложения.

      – Как насчёт семейного выезда на лыжах? Погода сейчас оптимальная, ветра нет, солнце…

      – Я с детства большой противник обморожений. – вы-то теперь в курсе моего ответа.

      К несчастью, на площадку вышла Марина.

      – Что? Лыжи? Я – за!

      Жена-предательница, что может быть страшнее в этой жизни? Только дети – Павлики Морозовы.

      – Марина, ты же знаешь, что я не особо горю желанием отморозить пальчик.

      Спортсмен понимающе хмыкнул.

      – Наденьте термобельё. В нём точно не отморозите ничего.

      – Это я Пушкина цитировал, – пояснил я. – Там про другой пальчик было. Обычный.

      – А… Пушкина зимой застрелили как раз… – вспомнил спортсмен ни к селу, ни к городу.

      Я покорно выдержал этот внезапный всплеск эрудиции.

      – Может, всё-таки, отложим до лета? – попробовал я пойти ва-банк.

      Спортсмен аж подпрыгнул:

      – Отличная идея! Летом – велопробег! – и глаза у него блеснули как у питона Каа.

      – Велопробег, это замечательно, но только я на рикше поеду. Можно же рикш в список участников вносить?

      Марина потянула меня за руку:

      – Поехали! Ну чего нам сидеть в четырёх стенах? Возьмём животных, им природа жизненно необходима.

      Так, слова, сказанные про ходячие пылесборники, обычно открывают двери прямиком в ад. Так и произошло… послышалось торопливое шуршание, и вот уже две мохнатые морды смотрят на меня. В отличие от соседа, у них они действительно хитрющие. Этакие заговорщики перед декабрьским стоянием на Сенатской. Там, правда, ещё заяц был, который Пушкина спас. Я безнадёжно осмотрел лестничную площадку. Никакого спасительного зайца, разумеется, не было. Пропал я, как генерал Милорадович…

      – Так что, едем? – Марина продолжала трясти меня за руку, словно школьница.

      – Хорошо, – сдался я. – Едем, только надо экипироваться. Нужны лыжи, палки, ботинки, трусы с начёсом. У нас же нет ничего!

      – Вот вам визитка, – спортсмен оживился, как пожарный шланг, когда в него дают десять атмосфер. – Скажите хозяину, что от меня, он вам скидку сделает пятьдесят процентов.

      – Спасибо! – я спрятал карточку в карман. – Ну что, все по домам, а я на заработки инвентаря и амуниции.

      В силу своего неубиваемого убеждения, что всё плохое рано или поздно должно заканчиваться, я был уверен, что утренний разговор с соседом так и канет в историю. Но вечером, когда я накормленный и довольный изучал расположение букв в газете и как гениальный Нэш, искал в этом какой-то свой скрытый смысл, раздался звонок в