Палач, сын палача. Юлия Андреева

это к тому, милый Клаус, что комиссары, палачи и тюремщики недовольны тем, что делает твой отец. Он слишком уж совестливый, слишком добрый и благородный палач. Рядом с ним мы не можем зарабатывать столько, сколько нам дает Господь. Поэтому я не удивлюсь, если в один из дней, если ты, конечно, не попросишь его принять должность комиссара и уехать от нас, ему на голову может свалиться его же топорище, которое вдруг окажется плохо приделанным к основанию, или он вдруг споткнется спьяну и упадет в горящий камин. Всякое бывает. Но не давать нам зарабатывать то, что дал нам всемогущий Гос…

      – Или дьявол! – В дверях, бледный и взволнованный, стоял Петер Миллер. Клаус тотчас же бросился к отцу, плача и умоляя простить его за невольную измену.

      – Еще раз попытаешься соблазнять или запугивать моего сына, пожалеешь, что родился на свет, – коротко посулил Петер. – Правда, я тебя убивать, скорее всего, не стану, а просто сообщу куда следует о том, как ты мухлюешь с иглами, и тебя погонят взашей, отправив все твое имущество в казну. Но, ежели только я сообщу кому-нибудь свыше или проболтаюсь на исповеди о том, что ты соорудил с распятием… – он сокрушенно покачал головой. – Тебя ждет по меньшей мере четвертование!

      С этими словами отец забрал сына, и вместе они вышли из душной тюрьмы.

      Глава 10. Палач палачу рознь

      Опыт, практика и многообразные занятия дают судьям столько знаний, что они могут вернее решать, что дозволено, а что нет.

Генрих Инститорис, Якоб Шпренгер «Молот ведьм»

      Они молча прошли через тюремный дворик и вернулись домой. Клаус чувствовал себя виноватым, Петер думал о своем.

      Отец первый поднялся на крыльцо, вытирая о коврик ноги, Клаус замешкался, в последний момент приметив фигуру молодого человека, подпирающего спиной стену дома и качнувшегося навстречу мальчику так, словно хотел что-то ему сказать.

      Им оказался сын священника из церкви Девы Марии, что за мостом, недавно окончивший университет с дипломом бакалавра медицины, Густав Офелер. Несмотря на разницу в возрасте, – Густаву было двадцать лет, – он всегда был добр к младшим ребятам и несколько раз даже выручал Клауса мелкой монеткой для игры в шарики.

      Косясь на отца, Клаус поздоровался с Густавом, показывая глазами, что сейчас ему не до него. Вслед за отцом мальчик вошел в дом, продолжая думать о Густаве, явно не случайно забредшем в их район и теперь оставленном на улице, точно он и не человек, а какой-нибудь приблудный щенок.

      Он хотел было уже сказать отцу об Офелере. Но едва он открыл рот, как Петер быстро присел перед сыном на корточки, держа его руки в своих и заглядывая в глаза.

      – Тебе что, сильно нравится Филипп Баур? – горячо зашептал он. – Он же не друг тебе, неужели не понятно?!

      – Не нравится… – глаза Клауса увлажнились. – Мне просто было очень скучно,