Агония. Николай Леонов

за двадцать пять лет окончил семь классов гимназии, получил контузию, один орден, три ранения. Он был от природы упрям, стеснителен и влюбчив, а прожив четверть века, был неразумно смел, в меру умен и неприлично честен. О всех перечисленных качествах начальника Мелентьев прекрасно знал. Если Воронцов от стеснительности хамил – терпел, а когда при встречах с машинисткой отдела Зиночкой краснел, старый сыщик снимал пенсне, протирал его тщательно.

      Пять лет назад, потряхивая чубом и натягивая на груди тельняшку, Воронцов пришел в уголовный розыск и обратился к субинспектору на «ты» с таким подтекстом: не бойся, сразу не расстреляю, может, ты полезный. Мелентьев согласился: «Возможно, я и полезный, вы со временем разберетесь, молодой человек». Отношения их с тех пор изменились, а «ты» и «вы» остались на своих местах. Изредка, когда они вдвоем пили чай или, ожидая важного донесения, играли в шашки, Воронцов тоскливо говорил:

      – Иван, давай на «ты»? А?

      Мелентьев молчал и улыбался либо пожимал плечами. Воронцов тут же взрывался:

      – Не желаешь? И черт с тобой! Выкай до гробовой доски. – Остыв мгновенно, заканчивал: – Вот убьют меня твои бандюги, пожалеешь, да поздно будет.

      Почему-то Воронцов считал всех воров и бандитов чуть ли не друзьями субинспектора. Возможно, оттого, что каждый задержанный если и не знал Мелентьева лично, то обязательно слышал о нем или находился у них общий знакомый.

      – Так кто такой Корень? – спросил Воронцов.

      – Долго рассказывать, Константин Николаевич, – ответил Мелентьев. – Однако если полученные данные верны и Корень в Москве, то нас ждут, мягко выражаясь, неприятности.

      Старый уголовник и рецидивист, о котором шла речь, имел несметное количество фамилий, имен и кличек. Досье его еле умещалось в пяти папках и было уничтожено в феврале семнадцатого. Он освободился вчистую, имея документы на имя Корнеева Корнея Корнеевича, видимо, придумав себе фамилию, имя и отчество от последней клички – Корень. В Москву не приехал, в Одессе, Киеве, Ростове, других больших городах тоже не появился, и где находится в настоящее время Корнеев, никто не знал.

      Мелентьев сам выбрал сотрудника, взял его из района, чтобы хоть центральный аппарат не знал человека в лицо, сам проинструктировал и разработал легенду, наконец вчера сообщил, что все готово.

      – Ну давай посидим, уточним, обмозгуем, – сказал Воронцов. – Хочу взглянуть на твоего протеже, – и, гордясь выученным словом, усмехнулся.

      – Протеже произносится через «э», Константин Николаевич. Если вы настаиваете, пожалуйста. Я вас сведу, но полагаю, это лишнее, – ответил Мелентьев.

      Тут и разразился скандал. Воронцов и Мелентьев говорили на разных языках, что было понятно одному, другому было непонятно совершенно.

      Воронцов не сомневался – каждый участник предстоящей операции должен знать о ней все, понимать ее важность и значение, конечную цель. Тогда человек не тупой исполнитель чужой воли, а работник