Морские рассказы. Василий Морской

а там была сформирована 17-я оперативная эскадра кораблей Тихоокеанского флота в Южно-Китайском море и построен пункт материально-технического обеспечения. Это место было определено совместным решением правительств СССР и СРВ, и с начала восьмидесятых годов прошлого столетия в бухте постоянно стояли разные корабли, суда и подводные лодки. Почти каждую неделю кто-то приходил, устало швартуясь к огромному, выстроенному еще американцами причалу, а кто-то уходил, прощально гуднув всем остающимся, мол, пока, ребята…

      В бухте всегда было относительно тихо, палубные команды бесконечно отбивали ржавчину, мазали все рыжим суриком, верхняя вахта сидела внутри надстроек, ловила тень, а свободный народ прятался от прямых солнечных лучей внутри корабельных тел, называемых по-простому «коробками». Иногда в небе с ревом проносились самолеты – недалеко был военный аэродром, где сидело несколько звеньев наших МиГов, самолетов-разведчиков и вертолетов, но в остальном – тоска жуткая.

      Однако там, в корабельных «низах», было не лучше – на стоянке кондиционеры, как правило, не запускали, поэтому за целый день температура внутри была, как в настоящей сауне. В Камрани всегда было одинаково душно и жарко и только поздней осенью, в сезон дождей и зимой, когда температура падала по ночам до 23—25 градусов, можно было существовать относительно комфортно.

      Вечером жизнь на пароходах оживала, так как во Вьетнаме, как и в любой южной стране, вечер наступал рано и черная ночь обнимала корабли, принося прохладу и некоторую свежесть. В экипажах наступало личное время, моряки писали письма, кто-то гонял мяч на берегу, офицеры захаживали к соседям, начинался бесконечный разговор под рюмочку на тему – «…вот помнишь, бывало…» – как там, где нас нет, всё удивительно и прекрасно, а как у нас здесь сейчас жарко, гнусно и всё не так.

      Гидрографическое судно «Пурга» прибыло на временную стоянку в Камрань в первых числах августа на 4 дня, заправиться питьевой водой, топливом, передохнуть, как говорится, и обратно на «Разрезы». Так называлась одна из программ изучения мирового океана, когда в определенном районе моря определялись параметры воды на различных глубинах. Для этого судно должно было лечь в дрейф на точке и опустить несколько десятков батометров, чтобы забрать пробы воды на заданных глубинах. И так надо было ползать туда-сюда по заданному квадрату, опускать и поднимать эти треклятые батометры в течение нескольких месяцев.

      А основная неприятность была в том, что и погода нас частенько не миловала, и «покладка в дрейф» неминуемо приводила к сильной бортовой качке, что все кишки наружу вынимало. Иногда батометр не переворачивался на заданной глубине и, соответственно, вся точка замеров браковалась, потому что следующие за ним батометры тоже не переворачивались и забора воды на этих глубинах не получалось. А понять этот брак можно было только тогда, когда ты постоишь на одном месте, подождешь положенное время на переворот всех батометров, подымешь весь «виноградник» на борт и увидишь, что половина нижних не сработала. Теперь надо корректировать положение судна, выводить точнее на заданную точку и потом опять снаряжать трос и опускать батометры. Однообразность этих действий и ежедневного окружающего ландшафта на «Разрезах» – опять море кругом – приводит к быстрой усталости людей и разным, при этом смешным и не очень, происшествиям.

      На стоянке экипаж переходил на упрощенный режим труда и отдыха, иногда вечером разрешалось покупаться в дальнем конце бухты, чтобы купающихся не было видно морякам, несущим суровую службу на тральщиках и эсминцах. Как говаривал боцман «Пурги» Володя Карпов – чтобы у них глаз «не выпал». А посмотреть было на что. На «Пурге» тогда было пять женщин в экипаже и порядка десяти в экспедиционном составе, так что, когда наши дамы шли на пляж, весело размахивая полотенцами, мимо всяких СКРов и БПК, то там, на ютах, сразу начиналось оживление, моряки покрякивали, посвистывали, иногда отпускали какие-то шуточки, облизываясь как мартовские коты, но, устав есть устав, когда на берег схода нет, значит, нет. Видит око, да зуб неймёт!

      На следующее же после швартовки утро на трапе «Пурги» появился молодой человек в тропической форме с погонами старшего лейтенанта, на флоте их называют «старлеями», и четко произнес дежурному по судну:

      – Доложите командиру, старший лейтенант Шершнёв, военный корреспондент из Москвы, прошу принять!

      Командир ГиСу «Пурга» капитан 3 ранга Ванин Сергей Иванович в это время был в кают-компании на завтраке, однако лично встретил и, хлебосольно приобняв за плечи, пригласил к своему столу старлея, мол, отведайте из нашего бачка. Так на флоте принято называть посуду, употребляемую для приёма пищи команды на корабле. Шершнёв, засмущавшись, присел на кресло, где обычно сидел старпом.

      – Не беспокойтесь, старший помощник уже позавтракал, он сейчас на мостике!

      Ванин был само радушие – мало ли что корреспондент срисует, потом доложит там, где не надо. Сергей Иванович знал по своему опыту, что с чужаками, особенно из Москвы, надо держать ухо востро. Шершнев представился – военный корреспондент «Красной