Имперский крест. Антон Грановский

вилку.

      – Что случилось? – вскинул брови фюрер. – Угри уже не кажутся тебе хорошей пищей?

      – Просто расхотелось, – сказал Геринг.

      – Ну, тогда угощайся раками. Сегодня у нас отличные раки.

      – Благодарю, Адольф.

      – Не стоит благодарности, ты ведь мой гость, а мы, немцы, славимся радушием. Ты знаешь, Герман, когда я был ребенком, по соседству от нас жил лавочник Бруно Бергер, и у него были сыновья-близнецы. Мальчишкам было лет по одиннадцать. Однажды, придя домой из школы, они обнаружили, что их старая няня умерла. Мальчишки сильно расстроились, но, будучи предприимчивыми малыми, они решили, что няня, которая при жизни обожала близнецов, была бы рада принести им пользу и после своей смерти. Они загрузили тело старухи на тележку и отвезли его к реке.

      Гитлер, внимательно глядя на рейхсмаршала Геринга, добродушно улыбнулся и договорил:

      – Не буду утомлять тебя подробностями, Герман, но в тот день близнецы Бергеры наловили три ведра великолепных, упитанных раков.

      – Забавная история, – сказал Гиммлер, насмешливо поглядывая на сконфуженного толстяка рейхсмаршала сквозь стеклышки очков.

      Гитлер явно был в ударе и продолжал разглагольствовать, вскоре от «гастрономии» разговор непостижимым образом перешел на тему веры в Бога. Впрочем, Егор уже знал, что такие неожиданные повороты мысли – вполне в духе фюрера.

      – Каждый человек имеет духовные потребности, – вещал он, пережевывая картофель. – Я презираю лицемерных и материалистичных клерикалов. Но стандарты и теологические догматы необходимы. Без них великое учреждение христианской церкви давно бы разрушилось.

      – Значит, ты можешь назвать себя верующим человеком, Адольф? – вежливо произнес Гиммлер.

      Гитлер поднял вилку и глубокомысленно изрек:

      – Моя вера превыше любых формулировок и случайных обстоятельств, Генрих. Бог для меня – основа всего, пастырь всех вещей, моей собственной судьбы и судеб всех остальных людей.

      – Но разве бог поощряет войны? – подал голос министр Шпеер. – Ведь война несет смерть миллионам людей.

      Все трое нацистов повернули головы и уставились на него.

      – В смерти нет ничего страшного, Альберт, – снисходительно произнес фюрер. – По крайней мере, для искренне верующего христианина, ведущего праведный образ жизни.

      – А для неправедных? – уточнил благородный Шпеер.

      – Их тем более жалеть не стоит. В конечном итоге каждый получает свое. А значит, война – величайшее благо. Она – как живая кровь. Вы ведь не станете оспаривать освежающее действие войны для целых народов и каждого конкретного человека?

      Пока Егор думал, что можно было бы на это ответить, заговорил Геринг:

      – Я не имею ничего против стремительных войн, – сказал толстяк. – Но некоторые войны так растягиваются, что становятся утомительны. И не только для конкретных людей, но и для целых наций.

      – Ты про нынешнюю войну с Советской Россией? – уточнил Гитлер.

      Геринг кивнул. Тогда фюрер прищурил посветлевшие глаза и сказал:

      – Война скоро закончится.