100 лучших сочинений. Е. В. Амелина

навеял Бог осеннею порой.

      Характерно, что в 1839 году В.А. Жуковский вновь возвратился к работе над элегией и в этот раз он использовал гекзаметр, отказавшись от рифм. И этот новый перевод был очень близок к подлиннику:

      Колокол поздний кончину отшедшего дня возвещает,

      С тихим блеяньем бредет через поле усталое стадо;

      Медленным шагом домой возвращается пахарь, уснувший

      Мир уступая молчанью и мне…

      Элегию В.А. Жуковского мы можем отнести к медитативной лирике. Вместе с тем, она проникнута философскими размышлениями, психологизмом, насыщена пейзажами.

      Все произведение пронизано единым настроением легкой грусти, порожденным размышлениями лирического героя о хрупкости и мимолетности жизни. Открывается стихотворение скромным деревенским пейзажем. Природа вся как будто затихает, погружаясь в сон: «бледнеет день», «В туманном сумраке окрестность исчезает», «повсюду тишина». И этот сон природы предваряет философское размышление о другом сне – вечном. Пейзаж плавно переходит в лирическую медитацию о бренности человеческого бытия. Все развитие элегии представляет собой смену вопросов, возникающих в душе лирического героя. Раздумья о человеческих судьбах построены на сопоставлении, на приеме антитезы. «Наперстники фортуны», исполненные гордого презрения к простым людям, в элегии противопоставлены скромным и мирным труженикам, «праотцам села». Именно на стороне последних симпатии лирического героя. Открывая незыблемое соседство жизни и небытия, он подводит нас к простому выводу: перед лицом смерти все равны – и скромный селянин, и «царь, любимец славы». С горечью говорит он о людях, чью жизнь оборвал нелепый и трагический рок:

      Ах! Может быть, под сей могилою таится

      Прах сердца нежного, умевшего любить.

      И гробожитель-червь в сухой главе гнездится,

      Рожденной быть в венце иль мыслями парить!

      В стихотворении В.А. Жуковский умело создает ощущение остроты утраты. В третьей части элегии возникает образ безвременно умершего юного поэта, привыкшего встречать зарю на высоком холме. Этот образ зари в данном случае символичен – он перекликается с рождением таланта. Но троекратное повторение этого образа передает нарастающее в стихотворении психологическое напряжение, создает предчувствие беды. Особую динамичность и драматизм придают произведению многочисленные глаголы и многократное употребление автором тире.

      Взошла заря – но он с зарею не являлся,

      Ни к иве, ни на холм, ни в лес не приходил;

      Опять заря взошла – нигде он не встречался;

      Мой взор его искал – искал – не находил.

      Эпитафия на могиле поэта – это своеобразная кульминация авторских размышлений:

      Прохожий, помолись над этою могилой;

      Он в ней нашел приют от всех земных тревог,

      Здесь все оставил он, что в нем греховно было,

      С надеждою, что жив его Спаситель-Бог.

      Своеобразие этого философско-психологического стихотворения –