Владей миром!. Георгий Герцовский

ни тапочек любимых, в конце концов! При этом кто-то постоянно норовит тебя сожрать или иным способом прикончить.

      «Зато тут есть Шайна, – подумал я. – Хотя… Уверен, для нее наше романтическое приключение под крылом грахмана ничего не значит. А для меня? Тоже непонятно».

      Нога болела нещадно. С поддержкой Кинсли я добрел – постоянно оглядываясь – до ближайшего ручья, там промыл рану, снова перевязал. В чайник воды набрали, потом опять кровом накрылись – от греха.

      – Я не доктор, конечно, – сказал я, – но, судя по укусам, если даже и заживет без воспаления, как от укуса грахмана зажило, придется мне отлежаться. – С этими словами я хотел нож за пояс заткнуть и с удивлением обнаружил, что цвет клинка поменялся – он стал темно-коричневым. Сначала я думал, что это просто кровь муракки впиталась, но, сколько ни мыл, красный цвет не вернулся.

      Кинсли взял нож, удивленно хмыкнул и снова вернул мне.

      – Я сразу понял, что этот нож необычный – колдовство почувствовал. Но никак не ожидал, что это Кровный Убийца. Не думал, что они еще остались. Редчайшая находка, скажу тебе. Вот так повезло!

      – И в чем же его суперспособности? – спросил я.

      – Завтра сам увидишь. Заклинание только запомни. – Он наклонился ко мне и прошептал, видимо чтобы нож не слышал. – Пуля – дура…

      – Штык – молодец, что ли?

      – Откуда ты знаешь? – удивленно воззрился Кинсли.

      – Я это заклинание в первый раз еще в школе слышал, – сказал я. – Или в фильме каком-то…

* * *

      Утром я смог идти. Да, нога еще побаливала, но опухоль спала – от зубов тварей остались несколько шрамов, но неглубоких. Воистину, тут воздух с пенициллином.

      – Ну что, – с профессорской важностью спросил Кинсли, – опробуем твой нож?

      – Давай, – пожал я плечами.

      – Подкинь его и скажи заклинание! Помнишь?

      Я подкинул и крикнул:

      – Пуля – дура! – И почему-то голову руками закрыл, будто боялся, что нож в меня полетит.

      Нож метнулся к кроне дерева, растущего неподалеку. С него упали две половины разрубленного муракки. На соседнем дереве еще одна тушка посчитала ветки, пока вниз летела. Вскоре еще один труп, падая, ободрал листву. Нож мой метался от дерева к дереву, как взбесившаяся петарда.

      Когда мы насчитали двенадцать трупов, я решил его остановить.

      – Крикни: «Штык – молодец!» – сказал Кинсли.

      Я крикнул. Правду говорить легко и приятно, а если она еще и заклинание!..

      Кровный Убийца мгновенно нырнул в ножны на моем поясе. Я достал и обтер его от коричнево-черной крови.

      – Если этим ножом убить кого-то, – сказал Кинсли, – он напитается кровью жертвы и потом будет рубить в салат всех с такой кровью. Но только их! Так что не рань им кого не хотел, – он взглянул на меня строго, как папа на шкодливого мальчика, – да и сам не поранься!

      – А пока я не убил врага – нож превращается в обычный тесак? Колбасу-то им можно порезать? Или потом он только этим и будет заниматься?

      – Я не знаю, что такое