Кукушка. Натали Дэниелс

приличны, никаких запретных тем. Сказанное в окрестностях Бата здесь и останется. Таков был наш девиз. Она задаст мне вопросы по дороге к озеру, я ей – на обратном пути.

      Двинулись вдоль реки по пологому берегу. Несс была так уверена в себе и карте, что я с удовольствием позволила ей руководить. Она знала про Юрское побережье и формирование геологических пластов. Мы любовались деревьями, которые встречали нас ярким золотом и киноварью. Тепло было, как в июне, и вскоре мы запихали свитера в рюкзак. Всякий раз, как доходили до развилки, Несс сверялась с картой в телефоне. Я полностью на нее положилась. Хотя почему именно она несла рюкзак и карту? Мне нравилась ее занудливость, то, как она вела пальцем по красной пунктирной линии, разбиралась в картографических символах. Вначале хотелось перепроверять – я привыкла быть вожаком стаи, – но вскоре окончательно передала бразды правления. Мне нравилось чувствовать, что мной управляют, – новое и, возможно, женское чувство, к которому я не очень привыкла. Впервые за много лет я отдавалась в чью-то власть.

      Сначала спрашивала она. Как только перешли реку и у нас появился ясный визуальный ориентир, разговор начался всерьез. Ее интересовало, как познакомились мои родители, и пару часов спустя, к тому времени как мы поднялись на вершину, я поведала о рождении брата Дэвида, своем собственном появлении на свет, ранних школьных годах, значимых фигурах детства, друзьях (очень подробно – о лучших подругах Грейс и Элли), подростковом периоде и кратковременном первом замужестве. Вопросы Несс были въедливыми, однако тактичными, любопытство – неподдельным. Она, как заправский журналист, легко поддерживала беседу, возвращала ее в нужное русло, строила связи и указывала на закономерности, параллельно потчуя меня мятным пряником и давая попить воды.

      Мы поднялись на хребет, и нашему взору открылось озеро. Синее, как небо, аж дух захватывало! Чудесно путешествовать с кем-то, кто тоже ощущает силу природы. Подлинное единение. Карл оставался к природе на удивление глух. Будь то изрыгающий лаву Везувий или обыкновенный закат, мне приходилось специально привлекать его внимание. Он останавливался, глядел и пытался впечатлиться, поскольку знал, что положено что-то чувствовать. Красоты пейзажа блекли, а расстояние меж нами росло. Тогда Карл сближал нас при помощи шутки, почти извиняясь за отсутствие у себя восторга. «Рай для художника! – восклицал он. – Надо было захватить акварель!» Понимаете, умен был. Мы нашли рабочую схему: подменяли чувство единства смехом. Смех стал объединять нас, что в своем роде даже неплохо. С Несс было иначе: мы говорили на одном языке, останавливались и смотрели на озеро в одно и то же время, просто потому, что останавливались и смотрели.

      Пока дошли до озера, обе взопрели. Сняли носки, кроссовки и сели на пустынном берегу, болтая ногами в воде и нежась в теплых лучах солнца. Я побрызгала ледяной водой на лицо и волосы. Доели пряник. Несс вдруг села, вытащила из рюкзака куртку, расстегнула молнию кармана и извлекла на свет божий недокуренный плоский