Торпедой – пли!. Петр Заспа

до Архангельска, – уже смелее продолжил Рябинин. – Мой дед погиб тогда при взрыве. У нас дома есть альбом с его фотографиями. Папа даже встречался с теми из экипажа, кто еще жив и помнит деда. Он мне много рассказывал об этом конвое. Тогда из тридцати четырех кораблей лишь десять смогли дойти в Россию.

      – Ну что ж, Рябинин, правильные у тебя родители, и ты молодец, что деда не забываешь.

      Дмитрий Николаевич повернулся к профессору, собираясь продолжить прерванный разговор.

      – Ты погоди, командир! – вмешался замполит. – Ты послушай, что он о немецком флоте знает. Не молчи, Рябинин. Повтори, что ты мне о подводных лодках рассказывал. Давай, давай!

      – Немецкие лодки были лучшими за всю войну. Никто из других стран не смог превзойти их по качеству.

      – Да? – поднял брови Дмитрий Николаевич, удивленный таким непатриотичным заявлением.

      – Да, товарищ командир. Лодки седьмой и девятой серии без последствий могли погружаться на глубину до двухсот пятидесяти метров, а иногда проваливались и до трехсот и оставались целы.

      А наши, да и английские, могли рассчитывать лишь на семьдесят метров.

      – Как тебя зовут, Рябинин? – спросил командир.

      – Александр.

      – Ну что же, Саша. А об их вооружении что можешь рассказать?

      – Соответствовало лодкам. В начале войны у торпед было много дефектов, но уже к сорок первому году с этим справились. Орудия калибром 88 и 105 миллиметров, благодаря отличной оптике, могли без промаха стрелять по кораблям на расстоянии до трех километров.

      – Да, Саша, интересные вещи ты рассказываешь, и мы с тобой еще обязательно побеседуем. Если хорошо знаешь противника, то в бою это уже половина победы. Ты иди, а я еще тебя вызову.

      Сан Саныч проводил Рябинина задумчивым взглядом и обратился к Дмитрию Николаевичу:

      – Погоди, командир! С кем это ты воевать собрался?

      – Всякое может случиться.

      – А я все голову ломаю – зачем тебе все эти статейки о войне? Командир, это не наша война! Одно дело на учениях, за синих или за красных, и совсем другое, когда на голову настоящие бомбы посыпятся.

      – Замполит, не изображай из себя овцу в волчьей шкуре. Здесь мы сила!

      – Нет, командир. На любой лом найдется другой лом. А ты отвечаешь за сто жизней, и за мою в том числе.

      – Успокойся, Сан Саныч. Хочешь не хочешь, но в стороне мы остаться не сможем. Ты еще не все знаешь. Расскажите, профессор.

      – Товарищ командир прав. Как это ни невероятно, но я согласен с тем, что переброс во времени произошел в момент нахождения нашей лодки в возбужденном поле, сгенерированном разнесенными излучателями. Возможно, мы и смогли бы запустить обратный процесс, но для этого нужно специальное оборудование, а оно осталось в нашем времени.

      – А как же те ящики?! Как же твой мальчик, профессор?! – давление ударило в голову Сан Санычу, и он прошипел: – Или казачок оказался засланным?

      – Эти блоки – всего лишь десятая часть от всего комплекса, –