Черный мотылек. Барбара Вайн

заглядывал внук, учившийся в Лондонском политехническом университете, и Джоан прекрасно знала, зачем мальчик приходит – вкусно поесть. Морин, жена ее двоюродного племянника Джона Джорджа, заглядывала на чай и возила Джоан за покупками на собственной машине в «Мартлсхэм Теско», лучший супермаркет в округе. В семьдесят восемь лет Джоан Тэйг все еще могла похвастаться здоровьем и силой и считала, что в жизни ей повезло.

      Если бы получалось говорить по телефону, она бы могла раз в неделю пообщаться с детьми и внуками, но глухота усложняла дело. Врачи говорили, она оглохла от шума на шелкопрядной фабрике, где работала в молодости. С медиками Джоан не спорила – они все равно ничего не слушают. Нет смысла объяснять, что в цеху особого шума не было, к тому же дядя Эрнест был глух как пень, и отец тоже оглох под старость. Конечно же, она унаследовала свой недуг, но врачи терпеть не могут, когда больной сам ставит себе диагноз.

      Ее снабдили какой-то приставкой к телефону и слуховым аппаратом. С аппаратом в ухе, глядя все еще зоркими глазами на губы собеседника, она могла разобрать каждое слово, даже произнесенное негромко, но приставка к телефону ничего не давала. Звук, доносившийся из трубки, Джоан сравнивала с лаем огромного пса, который свалился на дно колодца. Ларинголог рассмеялась и сказала: очень точное описание. Но помочь ничем не смогла. Джоан не стала отключать телефон на случай, если придется когда-нибудь вызывать «скорую», но для разговоров им не пользовалось. Вот почему молодой женщине, только что потерявшей отца, придется навестить ее, а не беседовать со старухой по телефону.

      В субботу. Во второй половине дня. Морин заехала накануне и сообщила, что мисс Кэндлесс звонила еще раз и спрашивала, устроит ли ее суббота около трех. Морин сказала, вполне устроит, и съездила предупредить тетю. Потом они наведались в «Мартлсхэм», Джоан купила шоколадное печенье и кексы «Кунцль» (после сорокалетнего перерыва они снова появились в продаже), чтобы подать к чаю. К счастью, Фрэнк не оставил ее без средств, а сама Джоан всегда умела экономить, так что деньги для таких случаев оставались.

      Протирая пыль и проходя с пылесосом по своему безупречно чистому домику, Джоан прикидывала, кем же ей приходится визитерша. Быть не может, чтобы человек по фамилии Кэндлесс и родом из Ипсвича не принадлежал к их семье. Она пыталась сообразить, к какой ветви рода принадлежал покойный отец этой девушки – Морин назвала его имя и что-то еще прибавила, – но как раз в тот момент отвернулась к окну, и Джоан не разобрала несколько слов. Она убрала пылесос и выложила на только что протертый журнальный столик в гостиной четыре альбома с фотографиями – все, что у нее было.

      В какой-то момент, примерно во время Второй мировой или чуть позднее, изжелта-коричневые фотографии сменились черно-белыми. Кому-то известна точная дата, когда произошла эта перемена, – кому-то, но не Джоан. Коричневые снимки нравились ей больше, жаль, что они навеки вышли из моды. А потом другой поворотный момент: вместо черно-белых фотографий – цветные. В одном альбоме коричневые фотографии,