Привет, это я! Суперлето (Лето когда ВСЕ пошло кувырком). Нина Элизабет Грёнтведт

полный перипетий.

      Когда «Титаник» отплывал из Англии, из города под называнием Саутгемптон, в Штаты в первый раз после спуска на воду, он врезался в айсберг в океане и пошел сразу на дно. То есть так было НА САМОМ ДЕЛЕ! И куча народу утонула, потому что шлюпок на всех не хватало и началась паника.

      А в фильме на борту были Джек и Роза, и они влюбились друг в друга. (P.S. Я не буду рассказывать, что с ними случилось.) В общем, до крушения корабля они пошли на нос (то есть на самый край корабля впереди), и Джек говорит Розе, чтобы она закрыла глаза и вытянула руки в стороны. Так она и делает, а он стоит прямо за ней и держит ее, а потом говорит, чтобы она открыла глаза. Она открывает глаза, стоя прямо на самом носу корабля, на ветру, и ей кажется, она летит. Тогда она говорит: «Я лечу, Джек! Я лечу!» – и это так романтично!

      В общем, сценка строится как раз на этом эпизоде, а Иселин и Сондре должны исполнить ее в самом конце выступления. Но в конце сцены они должны потерять равновесие (нарочно), и упасть в море, и исчезнуть! Ко всеобщему удивлению. (Это ужасно круто.)

      В раздевалке для девочек

      Вся параллель должна собраться в спортзале. Там у нас сцена, и там мы будем играть. Мальчишки идут через свою раздевалку, а девчонки – через свою.

      Когда я захожу в раздевалку, все девчонки из класса уже там. Будто поджидают меня.

      – Привет, – говорю я, проходя мимо них в спортзал.

      Я чувствую, как все на меня таращатся, пока я иду. Но я боюсь спросить, что это они делают.

      – Ода, – вдруг обращается ко мне Анника, – подожди.

      – Подождать чего? – спрашиваю я и останавливаюсь.

      – Нам надо с тобой поговорить.

      Я оборачиваюсь. Передо мной оказывается огромный комок из девчонок, и все просто глазеют на меня.

      – Кому «нам»? – уточняю я, кажется, очень раздражаясь. – Вам что, ВСЕМ надо со мной поговорить?

      Кто-то из девчонок беспокойно елозит и смущается, будто им все это очень неприятно. Анника делает шаг вперед и оказывается со мной один на один. И она словно себя надувает, набирает массу воздуха в легкие и не выпускает его. Лицо у нее очень красное. И выглядит она злой, понятия не имею отчего. Иселин стоит между Норой и Ингри, и они вроде ее обнимают, будто она может разбиться на кусочки или такая крошечная, что за ней надо присматривать. А сама Иселин смотрит на меня такими огромными, блестящими от слез глазами.

      – Да, надо, – продолжает решительно Анника, складывая руки на груди.

      Тогда я тоже складываю руки на груди и жду, когда Анника еще что-нибудь произнесет.

      А она молчит.

      – Ну так говори! – прошу я, не понимая, сколько еще могу выдержать.

      Все так странно: хотя их много, а я всего одна, я их совсем не боюсь. Я только раздражаюсь.

      – Только попробуй, Ода! – вдруг ужасно резко угрожает мне Анника.

      – Попробуй что? – интересуюсь я. – Я ничего не собираюсь пробовать!

      – Нет, ты стоишь тут такая наглая! – говорит Анника. – Но виновата,