Многоточие сборки. Юлия Андреева

старые истории другими словами, где нужно помогая себе жестами.

      – Я совсем один, – виновато улыбаясь, разводил он руками, когда кто-то из персонала спрашивал, для чего тот тратит деньги и приходит в клуб вместо того, чтобы сидеть дома перед телевизором, почему вдалбливает свои истории в голову понимающей его через пень колоду русской.

      – Да, так уж вышло, что пережил и жену, и детей. Впрочем, сначала детей, а жену уже совсем недавно схоронил, буквально лет пятнадцать назад. А хожу вот почему: боюсь, доченьки, сынки, что помру я вскорости. Совсем помру, потому как Будда… – он поднимает вверх один палец. – Потому как рая нет, и ада тоже… Я исчезну совсем, исчезну так, что и памяти не останется. Вот ведь беда какая!

      Дедулька шамкает беззубым ртом.

      – Были бы детушки, были бы внучки, забрали бы мою память, и я жил бы дальше. Плохо человеку без детей, без внуков, без продолжения. Сосед мой говорит, писать надо. Записывать, чтобы люди после прочитать могли. Напишешь, и страницы сохранят часть твоей души. Люди прочитают, а ты, глядишь, и воскреснешь. Сколько раз прочитают, столько и воскреснешь.

      Писать книги – хорошее дело и очень выгодное. Но это же умение нужно какое… талантом Бог обделил, да и привычки нет. А историй у меня много, память хорошая, особенно до того, что было когда-то. Все помню.

      А она, – широкий жест в мою сторону, – она писатель. Запомнит, использует где-нибудь, выйдет книжка. Меня-то к тому времени уже, скорее всего, не будет. Прочитают книгу люди … – он закрывает глаза и тут же широко открывает их, – р-раз – и я воскрес! Стою перед ними.

      И людям хорошо, и мне какая радость вновь вдохнуть воздух жизни, оглядеться, на мир поглазеть.

      После того как вышла моя «Изнанка веера», я нет-нет да и вижу вдруг где-нибудь в толпе знакомый скрюченный силуэт старого японца. Мертвый или живой, старичок весело подмигивает мне и скрывается за ларьками на Сенной или в проезжающей мимо маршрутке.

      Память воскрешает прошлое.

      Наверное, о чем-то подобном думали мои бабушки, мой дедушка, по нескольку раз рассказывающие мне одно и то же. Они хотели, чтобы я рассказывала услышанное своим детям и внукам, передавала по цепочке, переправляя из прошлого в будущее.

      Иногда я задаюсь вопросом, как отреагировали бы они на уже написанное, и часто получаю ответ. Из мира вечно живых в мир просто живых тянутся незримые нити человеческой памяти. Те, кого мы любим, кого мы помним, – живы!иогда, когда я пишу, я задаюсь мыслью, как отреагировали бы на уже написанное они, и часто получаю ответ.ло что понимающей русс

      Из всех животных дедушка предпочитал котов, он и себя причислял к кошачьему роду-племени, уверяя, что в детстве кусался и царапался как настоящий котенок. Про него даже говорили: «Котик, котик, коток, котик, котик-кипяток».

      У него и фамилия была соответствующая – Котов. Забавно, что моя бабушка Мякотина вышла замуж именно за Котова.

      Дед говорил, что, когда его не станет, он непременно перевоплотится в рыжего котенка с голубыми