Рождественские видения и традиции. Чарльз Диккенс

должны были отгадывать. Он только отвечал «да» или «нет» на их вопросы. А они градом сыпались на него: что он думает о животном, о гадком животном, о диком животном, которое ворчит и хрюкает, а иногда разговаривает, и живет в Лондоне, и ходит по улицам, и за деньги не показывается, и ни с кем не водится, не живет в зверинце, не убивается для продажи, ни лошадь, ни осел, ни корова, ни бык, ни тигр, ни собака, ни свинья, ни кошка, ни медведь. При каждом новом вопросе, с которым обращались к нему, племянник разражался новым раскатом смеха. Наконец, его довели до того, что он принужден был вскочить с дивана и затопать ногами. Тут толстая сестрица, придя в такое же состояние неудержимой веселости, прокричала:

      – Я отгадала! Я знаю, кто это! Знаю, знаю!

      – Ну, кто? – спросил Фридрих.

      – Ваш дядя Скру-у-дж.

      Она действительно отгадала. Последовало всеобщее удивление, хотя некоторые и говорили, что на вопрос «не медведь ли?» следовало сказать «да», так как отрицательного ответа было достаточно, чтобы отвлечь их мысли от Скруджа, как бы близко они к нему ни были.

      – Право, он доставил нам много удовольствия, – сказал Фридрих, – и было бы неблагодарностью не выпить за его здоровье. Вот кстати и стакан с глинтвейном. За здоровье дядюшки Скруджа!

      – Хорошо! За здоровье дяди Скруджа! – было ему ответом.

      – Каков бы он ни был, желаю старику веселых праздников и счастливого Нового года! – произнес племянник. – Он не принял бы от меня этого приветствия, но Бог с ним. Итак, за здоровье дяди Скруджа!

      Дядя Скрудж незаметно так развеселился, ему стало так легко и приятно на сердце, что он готов был ответить тостом не подозревавшему о его присутствии обществу и поблагодарить речью, если бы дух дал ему время. Но вся сцена исчезла в одно мгновение при последнем слове племянника. Скрудж и дух снова очутились в пути.

      Много мест обошли они, многое видели и, в какой дом ни заходили, всюду приносили счастье. Дух становился у постелей больных, и они утешались и веселились. Являлся он к живущим на чужбине, и к ним придвигалась родина. Посещал удрученных жизненной борьбой, и к бедным возвращались терпение и надежда, и они забывали, что они бедны. В богадельнях, в больницах, в тюрьмах, во всех приютах нищеты, куда суетный человек, в силу своей ничтожной, быстро преходящей власти, не преграждал путь духу, повсюду он оставлял благословение и наставлял Скруджа в своих правилах.

      Это была длинная ночь, если только одна ночь. Скрудж сомневался в этом, так как все рождественские праздники представлялись сжатыми в пространстве времени, которое они провели вместе с духом. Другая странность заключалась в том, что, тогда как Скрудж оставался неизменившимся в своей наружности, дух становился все старше и старше. Скрудж еще раньше заметил в нем эту перемену, но ничего не говорил до того времени, когда они, покинув одну детскую вечеринку, очутились на открытом месте. Здесь Скрудж заметил, что у духа волосы поседели.

      – Разве так коротка жизнь духов? – спросил он.

      – Моя