Рай и ад. Великая сага. Книга 3. Джон Джейкс

о работе. Словно наяву он увидел перед собой их лица. Бретт вышла замуж за янки Билли Хазарда, и теперь, как она написала ему в своем последнем письме, они с мужем уехали в Калифорнию. Эштон связалась с какими-то заговорщиками, которые вынашивали нелепый план по смещению правительства Дэвиса, намереваясь поставить вместо него кучку каких-то хулиганов. Сестра пропала где-то на западе, и Купер точно не знал, жива ли она. Он не мог заставить себя сильно горевать о ней и не чувствовал себя виноватым. Эштон, с ее сложным характером, свойственным, вероятно, всем женщинам, обладающим большой красотой и большим самомнением, всегда вызывала в нем досаду и раздражение. А ее безнравственность была просто отвратительна.

      Солнце опустилось к песчаным холмам за его спиной; дорога шла уже вдоль поблескивающих солончаков, до дому оставалось совсем немного. Как же он любил Южную Каролину, особенно побережье! Трагическая гибель сына превратила Купера в настоящего патриота, хотя он по-прежнему считал себя человеком умеренных взглядов во всех вопросах, кроме одного – наследственного превосходства белой расы и ее предназначения для управления обществом. Уже минут через десять ему предстояло встретиться с человеком, который ставил преданность Югу превыше всего, что только можно вообразить.

      Звали его Дезмонд Ламотт. Выглядел он довольно нелепо. Когда он ехал на своем муле через солончаки вдоль берега реки Купер, его ноги свисали почти до самой земли. Руки тоже были непомерно длинными. В курчавых волосах цвета моркови блестела неожиданная белая прядь – отметина прошедшей войны. Еще он носил аккуратно подстриженную эспаньолку такого же цвета, как волосы.

      Происходил он из старого гугенотского рода, имеющего большое влияние среди местной аристократии. Девичья фамилия его покойной матери была Хугер – эта гугенотская фамилия произносилась как «Юги». Почти всех молодых мужчин в обеих семьях унесла война.

      Родился Дез в Чарльстоне в 1834 году. К пятнадцати годам он уже вытянулся до шести футов четырех дюймов. Когда он растопыривал пальцы, расстояние от мизинца до большого пальца составляло десять дюймов, а ступня выросла до тринадцати. Так что было вполне естественно, что он, как любой упрямый и своевольный молодой человек с подобными физическими данными, решил стать учителем танцев.

      Люди подняли его на смех. Но он был полон решимости и в конце концов преуспел. Это была старая и уважаемая профессия, особенно на Юге. Лицемерам Новой Англии священники всегда старались внушить отвращение к танцам, все равно к каким – будь то веселые пляски в корчмах, вокруг майского дерева, что вообще преподносилось как языческий ритуал, или любые другие танцы рядом с едой и выпивкой. Южане имели более просвещенные взгляды благодаря своей высокой культуре, духовному родству с английскими джентри, а также экономической системе – рабовладение давало им достаточно свободного времени, чтобы учиться танцевать. Вашингтон и Джефферсон – великие люди, великие южане, на взгляд Дезмонда, – были весьма неравнодушны к танцам.

      С самых