Особенная. Лидия Чарская

рано, Феша? – в свою очередь изумилась Лика.

      – Для кого как, барышня! – сдержанно и почтительно улыбнулась та; – оно по времени, пожалуй, что и не рано, как будто десятый час, на исходе. А только у нас это еще далеко не поздним временем, барышня, считается; мамаша к завтраку только из спальни выходят, барин давно уехали в город, Анатолий Валентинович на озере катается в лодке, по холодку…

      – А Рен?

      – Ирина Валентиновна еще с восьми часов с мисс Пинч на велосипедах отправились…

      – Так рано?

      – Обыкновенно-с… Оне ежедневно в семь часов какао кушают, и после того на утреннюю прогулку едут. А вернутся – гимнастикой занимаются… Да оне поди уж и вернулись, должно быть. Иван на дворе ихние машины сейчас чистит.

      – Ну, так я пройду к сестре; как вы думаете, Феша, можно это? – осведомилась Лика.

      – Можно, можно, потому как оне гимнастикой в этот час занимаются, – поспешила успокоить ее девушка.

      Но Лика уже не слышала окончания слов своей разговорчивой служанки; через минуту она уже стояла перед дверью комнаты сестры.

      – Войдите, – в ответ на ее стук отвечал из-за двери знакомый ей уже по звуку резкий голос Ирины.

      Лика вошла. Рен стояла посреди комнаты с гирями в обеих руках, приподнятых над головою.

      Ее комната резко отличалась от розового будуара Лики. Это было помещение о двух окнах с большим столом, заваленным книгами и брошюрами, преимущественно спортивного содержания на английском языке, с жесткою мебелью, и такой же постелью в одном углу и платяным шкафом в другом. Ни признака драпировок, ни мягких диванов и кресел, ни изящных украшений не было в этой строго выдержанной комнате, напоминавшей собою суровую келью монахини.

      – Я не помешаю тебе? – спросила Лика, не без смущения взглядывая в лицо сестры.

      – Ничуть. Садись, пожалуйста. У меня полчаса времени, – бегло взглянув сначала на циферблат висевших на стене часов, потом на Лику, произнесла Ирина.

      – Очень рада тебя видеть, – добавила она голосом, ни чуть, однако, не обнаруживая при этом ни малейшей радости.

      Лика села в жесткое кресло у стола и стала смотреть на сестру. На Рен была та же короткая клетчатая юбка, что и вчера, но вчерашнюю блузку заменяла другая, в виде матроски, выпущенной поверх пояса, очень широкая и удобная для гимнастики.

      – Ты ежедневно делаешь гимнастику, Рен, каждое утро? – спросила Лика, чтобы как-нибудь прекратить наступившее молчание.

      – Каждый день, разумеется.

      – И тебе не скучно это?

      – Я не признаю этого слова, – серьезно и строго, наставительным тоном произнесла Ирина, – оно раз и навсегда изгнано из моего обихода, понимаешь? Скучать может только разве одна праздность. Когда же день заполнен сполна, то нет ни время, ни возможности скучать.

      – Значит, ты довольна вполне своею жизнью, Рен? – помолчав немного, снова спросила сестру Лика.

      – Я изменила бы весь строй ее, если бы она мне не пришлась по вкусу. Ведь от самого человека