Из жизни карамели. Виктория Платова

не по-детски.

      – «Рюмочку-другую», как же! Они по пол-литра на рыло выжирают в один присест.

      – Будь великодушен к женским слабостям, и тебе зачтется.

      – Где это мне зачтется?

      – На том свете. Реинкарнируешься в арабского шейха.

      – Была охота…

      – Тогда в чемпиона Формулы‐1. Хочешь быть чемпионом?

      – Хочу пореже видеть твоих барракуд. Это возможно?..

      Просьба не выглядела запредельной, более того, она была вполне законной, – но Кошкина почему-то воспринимала ее в штыки. Чего только не выслушивал Рыба в такие моменты! – что он черствый, косноязычный, малообразованный и, вместо того чтобы расти над собой, предпочитает тихо разлагаться в собственном невежестве.

      А это – чудовищно! Фу, мерзость!..

      Далее следовал пассаж о том, что если уж судьба послала Рыбе-Молоту умниц, интеллектуалок и просветительниц, то он должен воспользоваться этим шансом на всю катушку, а не кочевряжиться. Не выдрючиваться. Не выделываться, как вошь на гребне.

      Воображение у Рыбы было не так чтоб очень богатым и перенасыщенным образами – оттого и выделывающуюся на гребне вошь он представлял в виде сильно уменьшенного в размерах Валерия Леонтьева (иногда – Валерия Сюткина с саксофоном, иногда – Валерия Меладзе с подтанцовкой). Забыть об этих деятелях шоубиза не давала и сама Кошкина. Отправляясь с Рыбой на встречу с фуриями, она наставляла мужа:

      – Помнишь, что надо держать рот на замке относительно… сам знаешь кого?

      – Угу.

      – А про кого можно говорить?

      – Про Ива Монтана.

      – Еще про кого?

      – Про Жака Бреля.

      – Еще про кого?

      – Про Жоржа… э… как его там…

      – Про Жоржа Брассенса, неуч! Повтори три раза!

      – Жорж Брассенс, Жорж Брассенс, Жорж Брассенс.

      – Смотри не перепутай! А как называется моя любимая песня у Ива Монтана?

      – Э-э… «Ля бисиклетте».

      На самом деле у Кошкиной было три любимых песни, и все они не имели никакого отношения к французскому шансону: про дельтаплан, про девушек из высшего общества, которым «трудно избежать одиночества». И про часики, где безыскусное «тик-так» рифмовалось с еще более безыскусным «люби просто так». Но заикнуться про гребаные «Часики» в присутствии Палкиной с Чумаченкой смерти подобно. Сразу получишь черную метку и будешь заклеймен, как инфузория, примитив, квинтэссенция пошлости и светоч дурновкусия. Вот Кошкиной и приходилось тщательно скрывать свое истинное лицо – не хуже шпиона, работающего под прикрытием. Зачем ей это нужно и зачем вообще нужны встречи с людьми, с которыми ты не можешь быть самим собой, Рыба-Молот так и не понял. А Кошкина не удосужилась объяснить. Вернее, она честно пыталась это сделать, но логику жены Рыба все равно не постиг.

      – Пусть не думают, что я какая-нибудь дура! – вопила она на кухне после возвращения с очередного просмотра очередной кучи дерьма под названием