Исландская карта. Александр Громов

и павильонах: «Колбасы Смердяева», «Скобяной товар. Б.Медведицын и сыновья», «Лучший урюк из азиатских колоний», «Мясо от Петра Скоромного» и тому подобное.

      Надрывались зазывалы. Среди публики бойко сновали офени с мелочным товаром. А сколько народу торговало всякой всячиной с лотков! Были тут степенные владимирские и костромские мужики, окающие почище сибиряков, шустрые москвичи, налегающие на «а», ладогожане с пристрастием к букве «и», бранящиеся не по-русски белоглазые чухонцы и прочий нездешний люд. Был даже якут в кухлянке, выставивший на прилавок свой товар: соленую лососевую икру, смешные фигурки из рыбьего зуба и неплохой сохранности бивень, потерянный в якутских краях неизвестным мамонтом.

      Лица, лица… Преобладали простонародные, но попадались и чиновные, и барские, и духовные. Сколько лиц!..

      У ограды рынка гнусавили нищие с нарочно растравленными язвами, но к Нилу не приставали – скорее, наоборот, следили, как бы шкет сам не попер их милостыньку. Ну их. Нил вспомнил, как сам два дня нищенствовал на станции Тайга. Тоже пробовал ныть жалостливо. Подзатыльников огреб несчетно, а денег – семь копеечек, да и те отняла местная шпана. Кто по-настоящему нуждается, тот никогда много не выпросит, сноровка не та. К нищенству талант нужен и прилежание. Не вдруг научишься. Коли не желаешь попрошайничать всю жизнь, нечего и пробовать.

      На Гороховой две кухарки, возвращающиеся с рынка с полными корзинами всякой снеди, горячо обсуждали сравнительные достоинства бульварных романов Ксаверия Ропоткина и Павла Леханова. Солидно процокали копыта ломовой лошади, и литературный спор был перекрыт зычным криком городового: «Куда прешь, морда! Осади назад! Ломовым не велено! Вот я тебя, мерзавца…»

      Столичные извозчики вообще удивляли Нила. Помимо обычных «ванек», выглядевших пофрантоватее московских, и лакированных лихачей, тут обретались еще и «вейки», шиком пожиже, а то и вовсе безо всякого шику. Третий сорт. Как раз ломовому «вейке» городовой и орал: «Назад, назад подай, ворвань чухонская!»

      «Всюду жизнь», – философски подумал Нил.

      Вскоре он вышел на набережную еще одной речки – уже третьей, если считать от Невы. Все-таки воды в этом городе было ненормально много. «Фонтанка», – прочитал Нил табличку возле моста и стал вертеть головой в поисках фонтанов, но ни одного не нашел.

      У парапета стояли двое: важный полный господин в летнем пальто и черном цилиндре и с ним другой, молодой и одетый поплоше, по виду – не то приказчик, не то из каких-то других полупочтенных. Они вели беседу. «Дестроу экскришнс», – царапнул слух нелепый обрывок фразы.

      – Дяденьки, – обратился к ним Нил, пораженный непонятной тарабарщиной и не сообразивший, что эти двое могут и не разуметь русского языка. – Дяденьки хорошие, явите милость, укажите, как бы мне выйти на Литейный, а? Сами мы не местные…

      И тотчас испугался – так на него зыркнули. Нил знал этот взгляд – недобрый, оценивающий. Так смотрят на помеху уголовники и полицейские.

      Но