Нити разрубленных узлов. Вероника Иванова

столичного попрошайки, измывающегося над собаками. Даже имена наши звучат одинаково, и кому какое дело до того, что Веента моего рода – крохотная древняя деревушка, помнящая рождение великого города?

      Прошлое отнято, стерто в пыль, растоптано сапогами многочисленных прохожих и смыто в сточные канавы первым же весенним дождем. Будущее предопределено, записано в бумагах, скреплено всеми необходимыми печатями. Осталась только клетка настоящего.

      – Жалеешь?

      Я почти не расслышал голос рыжего. Сначала из-за крови, гневно зашумевшей в ушах, а потом из-за птичьей трели, раздавшейся из бело-розового облака кроны ближайшего вишневого дерева.

      Хотите что-то приказать? Приказывайте. Но зачем лезете в душу? Я не пустил туда демона, так неужели пущу кого-то другого?

      – Жалеешь?

      Я поднялся с чурбака, отряхнул штанины от древесной трухи и пошел обратно в дом.

      Узел второй

      Где-то…

      – Пробудившийся доставил вам какие-либо неприятности? Нанес урон? – В голосе Имарр звучит одна лишь обыденность, словно несвоевременное превращение «вдоха» в «выдох» случается в Наббини по пять раз на дню.

      – Нет, эсса, – почти с таким же равнодушием отвечает Герто.

      – Подумайте хорошенько, прежде чем заверять отказ от возмещения ущерба, – повторяет Серебряное перо Крыла попечения.

      Повторяет уже с ясно ощущаемой настойчивостью. Наверное, потому, что не слышит моего ответа. А мне, признаться, куда приятнее разглядывать стройные ноги в сложном кружеве голенищ, доходящих почти до… Словом, до того самого места. Чтобы добиться столь плотного прилегания, быстро твердеющий сок каббы наносят слой за слоем прямо на кожу, любовно разглаживая каждую капельку. И я искренне завидую тому счастливцу, что был допущен до священнодействия над прекрасным телом эссы Имарр.

      – Эсса Конран?

      Приходится все-таки оторвать взгляд от бесконечных серебряно-серых сапог и посмотреть в оливковые глаза.

      – Вы отказываетесь от возмещения?

      А что оно смогло бы мне дать? Несколько лишних монет, утяжеляющих кошелек? На них все равно не удастся купить достаточно вина, чтобы смыть гнилостный налет брезгливости, оставленный прошедшим днем на моих мыслях.

      – Да, эсса. Отказываюсь.

      Имарр удовлетворенно кивает, делая знак служке, ведущему записи, и тот с громким стуком ставит закрепительную печать на свитке, в котором подробнейшим образом изложено сегодняшнее происшествие. Чуть позже свиток, заверенный еще десятком уже личных печатей Перьев разного полета, спрячется в цельновыточенном деревянном футляре и отправится на долгое-долгое хранение в пропасть архивов Крыла попечения. И самое смешное, не сгинет там навсегда, потому что «выдохов» считают и пересчитывают тщательнее, чем сокровища личной казны императора. Как будто ждут той минуты, когда количество ушедших и вернувшихся сравняется и…

      – Что ж, можете быть свободны.

      Церемонно произнесенная фраза – всего лишь