Моя Атлантида. Избранное. Анатолий Объедков

под луной.

      По селу, по холмистой равнине,

      По былинной и древней земле,

      Где соборы мерцают и ныне,

      Золотясь куполами во мгле.

      Сыплет звоном простор звёздно-синий,

      Слышен в нём богатырский размах.

      Здесь моя поднималась Россия,

      Вот на этих державных холмах.

      «Ветер вьюгу пророчит…»

      Ветер вьюгу пророчит,

      Рвёт подшивки газет.

      Петербургские ночи,

      Достоевский… Рассвет

      По Фонтанке струится,

      К Эрмитажу ведёт,

      Опушает ресницы

      У безвестных ворот.

      Он проходит сквозь сердце,

      Жутковат он и дик.

      Никуда мне не деться,

      Я иду напрямик

      По судьбе ли, по краю

      Острия, лезвия…

      Что я понял, что знаю?

      Здесь ли песня моя?

      «В ущелье пули – «цвинь» да «цвинь»…»

      В ущелье пули – «цвинь» да «цвинь»,

      А в небесах такая синь,

      Что весь сияет горный кряж,

      Как ослепительный мираж,

      Который не отдашь в бою,

      Как землю кровную свою.

      Шипит от гильз кровавый снег,

      Одна судьба теперь на всех:

      Стать камнем, частью грозных скал,

      Не сдать бандитам перевал.

      Парусник

      Парусник по Ильменю скользит,

      Провожает, вопрошает Скит:

      Может, это судно рыбарей

      Поспешает в сторону морей,

      Иль Садко поднялся из глубин,

      И теперь не видно рыбьих спин?

      Ты плыви, мой парусник, плыви

      В синь-туман, где есть страна любви,

      В дальние заморские края,

      Где сейчас любимая моя,

      Вспоминая нежно обо мне,

      Всё грустит царевной в тишине

      У окна и ждёт благую весть…

      Он вернётся, если ветер есть.

      «Стара часовня. Вид унылый…»

      Стара часовня. Вид унылый

      Совсем не мрачен при луне,

      Коль слышен голос девы милой,

      Который вновь летит ко мне.

      Звучит он с нежностью лукавой,

      Возможно, с пушкинских времён,

      Являя миру боль и славу

      Всех тех, чей дух был окрылён.

      «Ничто так не тревожило меня…»

      Ничто так не тревожило меня,

      Как вечера у древнего кремля,

      Когда закат по куполам скользил,

      Будил века незримой тайной сил.

      Но тихо всё. Не двинутся века.

      Плывут, как сон, над Русью облака.

      Курганы спят. До нынешних времён

      Течёт, течёт, не умолкая, звон —

      Минувших дней, минувших битв набат,

      Но воины всех поколений спят.

      И только пламя Вечного огня

      Колеблется, покой Земли храня.

      Ворон

      Всё тот же ворон на дубу,

      Всё тот же «карк» летит в столетье,

      В мою страну, в мою судьбу,

      Где разыгрался снежный ветер.

      Не обойти его никак.

      Не знаю чем, но он тревожит.

      Какой-то затаённый