Искусство предавать. Сергей Раткевич

ли тогда это будет меня интересовать, – отмахнулся коротышка.

      – Шутов, по крайности, не казнят, – заметил герцог. – А то с таким языком твоей голове недолго красоваться на твоих плечах.

      – Пока вроде при мне, – коротышка потешным жестом ухватился за голову, словно проверяя, на месте ли она.

      – Не иначе что чудом господним, – сказал герцог.

      – Неустанно воздаю Ему хвалу, – подхватил коротышка.

      – Ты б Его лучше не гневил понапрасну.

      – Не могу не гневить. Не выходит. Таким уродился.

      – Слушай, а может, ты ко мне шутом пойдешь?

      – С чего бы это?

      – Ну… я дам слово не рубить тебе голову… – предложил герцог. – Даже если ты будешь на мою собственную ежедневно выливать ведро помоев.

      – Да на кой я вам сдался? – досадливо спросил коротышка.

      – Хочу поучиться жить, – ответил герцог. – Все время выживать, говорят, вредно для здоровья.

      Карлик вздохнул. В его глазах колыхнулась глухая затаенная боль. И тоска. Так много тоски. Весь мир можно отравить этой тоской.

      «Спокойно, парень. Не ты один носишь в себе такое. Однако много же в тебе этого, бедняга!»

      Еще миг, и коротышка овладел собой. На лицо вернулась прежняя нагловатая ухмылка. И глаза стали прежними: умными, цепкими и… закрытыми. Захлопнулась в них какая-то дверка, за которой колыхался этот бездонный колодец боли. Дерзкий веселый наглец вновь занял свое место за столом напротив герцога.

      «А ведь это и в самом деле его место, – подумалось герцогу. – Его по праву, хоть у него и права-то такого нет да и откуда бы ему взяться?»

      А вот не чувствует его светлость герцог Олдвик ничего неправильного в том, что напротив него сидит этот парень. Не чувствует, и все тут.

      – Я был бы рад, – виновато промолвил коротышка и замолчал.

      Герцог ощутил новый прилив удивления.

      «Что я такого сказал? Смотрит он прежним наглецом, но говорит так, будто в чем-то провинился передо мной. Да уж, этот парень сплошная загадка!»

      – Я был бы рад принять ваше предложение, ваша светлость, – сказал коротышка. – Я почел бы… за честь. Но… у меня есть… долг, наверное. Я должен ехать в Марлецию. Поступить в университет. Пока я жив, я не могу к этому не стремиться.

      – А почему ты решил стать студентом? – спросил герцог.

      – Потому что моя мать умерла, рожая меня… – сказал коротышка и замолчал. Где-то за закрытой дверью грохотал и ревел неизбывный океан горя, хрипел нескончаемый ураган страдания, но у герцога не было ключа от этой двери. Может, и не будет никогда. Такие, как этот парень, ключей не выдают никому. И что тут скажешь?

      Коротышка молчал, уставясь в свою миску. Молчал и герцог. А что тут скажешь? И рад бы утешить несчастного, да тот не примет ничьих утешений. Такие все делают для себя сами. Абсолютно все. Ничьей помощи они не примут, даже если нуждаются в ней безмерно. Даже если умрут без нее. Им и вправду проще умереть. Помощь таким оказывают, предварительно оглушив их здоровенной дубиной, связав