Будьте моей семьей. Татьяна Алюшина

т вон заливает Москву и всю среднюю полосу страны, почитай, месяц кряду, и холод стоит, и тучи на небе день за днем, депрессняк какой-то сплошной, а не лето. Чуть солнышко появится, одарит радостью и хоть немного потеплеет, так народ толпами на улицы и в парки гулять валит да по дачам стремительно разъезжается в надежде хоть немного расслабиться, погреться, поймать-ухватить тепла редкого. Какой-то выверт природы, ей-богу!

      Красногорский снова глянул на небо – не-а, не просветлеет, вон как плотно все затянуто! А обещали потепление, хоть и временное, солнце и несколько дней без дождей.

      Ну, положим, потепление есть. А вот солнце нынче не радует – так, выглянет ненадолго, посмотрит, что тут творится, и снова тучами укроется – не нравимся мы ему нынче.

      «А как хотелось», – непроизвольно вздохнул Артем.

      Он любил их уютный дом и большой участок, любил полениться на даче в полное свое удовольствие, когда выпадала такая возможность.

      Приехать жарким денечком и сразу на речку – поплавать до приятной усталости во всем теле, занырнуть до самого дна, до опасного подводного ключа, бившего на глубине, да так, чтобы холодом пробрало до потрохов, а после размашистыми, мощными гребками переплыть речку обратно к своему берегу, выбраться из воды на чуть подрагивающих от усталости ногах и рухнуть животом на горячий песок, подставляя тело палящему солнышку.

      Позагорать, прожариваясь, переворачиваясь с живота на спину, разомлев от удовольствия, а когда совсем припечет невмоготу от жарищи, заплыть еще разок, теперь уж размеренно-спокойно. А потом и домой.

      А там мама уж и стол накрыла на веранде, чтобы чаевничать, никуда не торопясь, продолжительно-лениво и тихо беседовать, отпуская окончательно из себя всю накопленную усталость, суету и напряженность рабочей недели.

      И непременно поваляться после чая в гамаке, устроенном между сосен, условно с книжкой для чтения, по факту же для умиротворенной, ленивой дремы и приятной неги…

      Он любил заниматься никогда не переводящимися домашними делами, требующими мужского пригляда и руки – внимательно следил за всеми агрегатами, которые обеспечивали комфортную жизнедеятельность дома, проводил профилактику, менял подлежащие замене части, мог в удовольствие что-то и попилить-приколотить. Обрезать деревья и копать немногочисленные грядки тоже было его обязанностью, да какой только заботы не требует хозяйство, даже такое отлаженное и неприхотливое, как их дача, на которой они предпочитали все же отдыхать, а никак не огородничать. А ему нравилось – выспаться, утречком сбегать на речку, поплавать, вернуться, не спеша позавтракать и заняться хозяйскими хлопотами. Никуда не торопясь, с расстановкой и толком, в удовольствие, а к вечеру снова на речку. А потом сидеть долгими вечерами на веранде, провожая очередной раскаленный день.

      Красота ведь какая, а?

      Ну и куда нынче со всеми этими мечтами о расслабухе и ожиданиями знойного лета и любимого отдыха?

      На Кипр разве что или в Сочи, например, чтоб им всем весело жилось.

      А нету там такой вот красоты и радости дачной. Вот нет, и все!

      Он накручивал себя глухим недовольством и мысленным ворчанием, подогреваемым к тому же чувством вины перед мамой за то, что не приезжал больше трех недель. Хотелось оправдаться и отбрехаться, мол, из-за работы, но уж чем-чем, а самообманом Артем Красногорский не страдал с подросткового возраста, да и не позволял себя эдакой ерунды, так что нет, не из-за работы не приезжал, прости матушка. А именно что из-за погоды этой непутевой и настроения какого-то тягучего и мрачного, когда ничего не хочется и не можется, не появлялся он на даче пред любящие матушкины очи.

      Она не обижалась, все понимала и прощала, конечно, но вздыхала расстроенно, когда сынок сообщал очередной раз, что не приедет, и жаловался все на ту же погоду, на настроение непонятное и вообще…. А она снова вздыхала, жалела его и… ждала. Конечно, ждала каждые выходные, а как же. Он понимал все ее ожидания и от этого только больше накручивал себя чувством вины, от чего ворчал пуще прежнего, заодно в сердцах поминая недобрым словом еще и образовавшихся постояльцев.

      А это так вообще уже за гранью его понимания – постояльцы!

      В этом году матушку посетила странная прихоть – сдать часть дома жильцам на лето. И придумала же такое! Откуда что взяла! Вот взбрело же в голову!

      – Подожди, Артемочка, – отстаивала она свою мысль, когда сын принялся ее вразумлять, – дом у нас большой, участок огромный, за всем я одна не угляжу, хоть Варя мне и помогает, да и Степан Сергеевич поддерживает. Но, в основном я тут сижу, как сова в дупле, одна-одинешенька. А так сдадим «молодежную половину» хорошим людям, и мне веселей – компания образуется, и людям в радость. Да и денег заработаем.

      «Молодежной половиной» они называли три комнаты с примыкающими к ним небольшим кухонным уголком, санузлом и душем, имеющими свой отдельный вход, которые при перестройке и ремонте дома делали с расчетом на то, что там будут жить Артем с женой, как бы условно в своем обособленном крыле, хотя эта часть и была напрямую соединена с «Большим домом» проходной комнатой. Правду сказать,